Ларс Кристенсен - Герман

Боров вышел на середину класса и отер мел с пальцев.

– Смотрите-ка, Герман явился. Что же сегодня задержало тебя в пути? Надеюсь, на этот раз не лиса?

Смех полыхнул начиная с Гленна и прошелся по классу, как нож по мягкому маслу. Громче всех хохотала Руби.

Взмахом руки Боров остановил смех.

– Наверно, тебе на аллее Бюгдёй встретился задиристый белый медведь?

Герман не видел причин отвечать.

Боров схватил указку и начал раздуваться.

– Ты замерз?

– Нет. Спасибо за заботу.

– Замерз, я спросил?

– Нет, не беспокойтесь.

– Тогда будь добр – сними шапку.

Герман смотрел за окно. Похоже, скоро ему там минут сорок болтаться подвешенным за ухо.

– Не слышу, что ты сказал?

– Я ничего не говорил.

Боров в каком-то метре от него, он раздулся вдвое против обычного, и глаза выкатились. Германа давно занимал вопрос: видит ли Боров свои ботинки, когда стоит выпрямившись во весь рост? Одно ясно – глубоким зрением он похвалиться не может.

– Герман Фюлькт, сними шапку!

– Нет два раза.

Боров не верил своим ушам, он в смятении озирался по сторонам, кровь отлила от резко побледневшего лица. В классе стояла такая тишина, что было слышно, как дышит ежик на далеком Несоддене. Даже Руби обернулась, ее румянец горел вполнакала.

– Ты сказал «нет»? – негромко сказал Боров и наклонился вперед.

– Сказал.

– Упорствуешь?

Герман уже не помнил, с чего все началось и как дошло до того, что теперь на него надвигается широкомордая физия Борова с трясущимися губами, желтыми зубами и каплями пота на лбу. Кто виноват? Он только знал, что ему очень страшно и что все-таки не надо было идти сегодня в школу.

– Упорствуешь? – переспросил Боров.

Подойти еще ближе он, кажется, не мог.

– Если меня вывесить за окно за ухо, оно порвется, – прошептал Герман.

Боров крепко зажмурил один глаз и выронил указку. Потом он вцепился в помпон и потянул его изо всех сил. Герман двумя руками тянул шапку вниз и отчаянно тряс головой.

Посреди битвы распахнулась дверь, и вошел завуч. Боров отдернул руку с полной пригоршней ниток трех разных цветов. Все, кроме Германа, выстроились рядом с партами. Боров проложил себе дорогу к доске и встал рядом с завучем, но руки прятал за спиной.

Завуч пробежал глазами по классу, на минуту задержал взгляд на Германе и снова воззрился перед собой.

– Сегодняшняя тема – снежки. Сейчас, как вы знаете, снег липкий, и я хочу сказать следующее: один брошенный снежок означает нулевой урок в течение двух дней. Два снежка означают то же самое плюс оставление после уроков в один из дней. Три снежка – сообщение родителям и, возможно, исключение из школы на четыре дня в зависимости от места попадания снежка. Все поняли?

Все молчали – значит, поняли. Боров отер пот со лба и перехватил у завуча инициативу.

– Господин завуч, хочу обратить ваше внимание, что один ученик этого класса ведет себя в нарушение всех правил. Он попросту отказывается…

Завуч вернул себе инициативу: он взял Борова под руку, вывел в коридор и захлопнул дверь.

Боров вскоре вернулся, но какой-то сам не свой, как будто сдулся. Дошел до стула и тяжело рухнул на него. Заискивающе покосился на Германа, словно ища дружбы с ним. Герман перепугался окончательно; хорошо бы провалиться под землю или хотя бы залезть в чернильницу и закрыть за собой крышку.

А Боров тем временем, не в силах даже поднять указку, ткнул самым длинным из своих огромных пальцев в карту и тихо заговорил:

– Норвегия – родина многих выдающихся людей. Она о-о-очень протяженная страна. От Осло до Хаммерфеста расстояние такое же, как от Осло до вечного города – я имею в виду Рим. Здесь на берегу Осло-фьорда расположен, например, городок, где родился Герман. Я имею в виду Вильденвея, поэта из Ставерна. И красотка Сельма [10], сложу тебе я песню…

Тут прозвенел звонок, и дальше Борову не удалось продвинуться. Класс ринулся к дверям, Герман завозился и последним направился к двери с ранцем под мышкой. Боров все сидел на стуле, по-прежнему созерцая карту Норвегии.

– Герман, постой, – окликнул он.

Но Герману совершенно не улыбалось остаться тут с Боровом, который, похоже, тронулся рассудком. Он ускорил шаг, в коридоре сорвал с вешалки куртку и понесся вниз по лестнице под отдаляющиеся возгласы Борова.

Весь школьный двор разом повернул к нему головы. Герман резко остановился, тяжелая дверь клацнула за спиной и захлопнулась. Сердце колотилось все сильнее и сильнее, как будто дверь хлопала теперь под курткой. Держись, Герман, успел подумать он.