Донат Шайнер - Сорванец

Речка Черновичка никогда не угрожала высоким паводком, льдины спокойно плыли по её вздувшейся поверхности. Они теснились, но всегда вели себя порядочно, не налезали друг на дружку, не становились торчком. Поэтому у плотины речку можно было перейти по льдинам.

Место, правда, было не из мелких, как раз достаточно, чтобы утонуть, но чтоб мы да утонули? Перепрыгивая со льдины на льдину, мы переходили вздувшуюся речку. Это нужно было уметь, иначе стоит ноге поскользнуться — и беда. Со мной это однажды случилось. Я чуть замешкался — льдина, на которой я стоял, начала уходить под воду и перекосилась. Я поскользнулся и шлёпнулся на мокрый лёд. Это ещё не самое страшное, но с меня слетели деревянные башмаки и исчезли, прежде чем я опомнился. Их унесло течение, а я в одних чулках пробежал по льдинам и выскочил на берег. Ребята смеялись, но мне было не до смеха. Что я скажу дома? Даже если я не признаюсь, всё равно кто-нибудь проболтается. Выручил меня Ярда Крал. Он перебежал по льдинам на другой берег, спустился под плотину и выудил оттуда оба мои башмака. Пришлось мне идти домой сушить штаны и чулки.

На другой день мы вышли опять. Но не на Черновичку — нам она уже казалась мала; зато бурная река Лужница требовала от нас больше отваги и обещала больше приключений. Там нас никто не увидит, не окрикнет, некому будет наябедничать бабушке или родителям других ребят.

У Гроновского лесочка Лужница мчалась по руслу, но, едва миновав лесистые склоны, она разливалась по окрестным лугам и полям. Между крутыми лесистыми берегами льдины шли сплошным потоком, они теснились, карабкались вверх, тёрлись друг о друга. Река была словно живая, она менялась у нас на глазах. А лёд трещал так, что лес отзывался. Сразу после уроков мы побежали туда.

Кое-кто притащил ещё из дому хороший шест, другие вырезали по дороге жердины, чтобы отталкиваться ими от берега. Там, в Гроновском лесу, был неизменный старт наших гонок на льдинах. Я вышел на берег и стал присматривать себе льдину. «Мою» я увидел ещё издалека. Правда, она плыла довольно далеко от берега, но я добежал до неё по небольшим льдинам, которые переваливались, ныряли и крошились в воде. Их осколки окаймляли края моего ледяного корабля.

За лесом берега расступились, и следом за мутными водами разлившейся реки разбежались во все стороны льдины. Каждая плыла своим путём, как шаланда. Самое сильное течение было в русле реки, в лугах и полях вода бежала медленнее. Русло можно было угадать только по обступившим его деревьям.

Льдина, на которой я стоял, шла посредине реки. Она плыла, как большой плот, а вокруг неё бурлила коричневая, болотистая вода. Под льдиной была глубина и свирепое течение. Я стоял посредине льдины, в руках шест, на других льдинах плыли за мной остальные ребята. Льдина плавно разворачивалась в зависимости от того, куда подталкивало её течение. Это увлекательное плавание нам нравилось.

Мы окликали друг друга, пели — было весело. Каждый из нас был и капитаном, и пассажиром на льдине, плывущей в неизвестность. В неизвестность в подлинном смысле этого слова.

Одно лишь волновало меня: куда подастся моя льдина в том месте, где река образует излучину? Возможно, она поплывёт прямо по течению реки; но что, если она свернёт и пойдёт по течению, которое изливается в луга и в поле? Там она где-нибудь сядет на мель — и слезай, приехали.

Или… что, если… Нет, об этом мне даже думать не хотелось… Что, если моя льдина расколется на куски или хотя бы треснет пополам при ударе о старые, толстые деревья, которые окаймляют реку! Вот этого я боялся. Что станет со мной? «Ну что ж, — утешал я себя, — доплыву до берега и выберусь на луг».

Моя льдина вошла в излучину и поплыла всё быстрее и быстрее. Она вращалась, не выходя из стремнины, и я уже ликовал в душе: всё кончится хорошо! Но вдруг рядом со льдиной возник водоворот, и её повело в эту сторону. Теперь она направлялась к краю реки, ближе к деревьям.

Я стал думать о том, что сейчас произойдёт. И что стану делать я? Хорошего во всём этом было мало. Так и есть! Всей своей массой льдина нацелилась на толстую ольху, ветви которой свисали над самой поверхностью поднявшейся воды. Я приготовился взобраться на дерево, ухватившись за первую попавшуюся ветку.

Я мог, конечно, повременить, посмотреть, что станет со льдиной; возможно, от удара она расколется пополам, а меня удержала бы над водой даже её половина, но надеяться на это опасно. Что, если после удара о ствол ольхи льдина развалится на мелкие обломки? Что тогда?.. Тогда уже будет поздно.