Донат Шайнер - Сорванец

Что-то ждёт меня внизу! Даже думать об этом не хотелось. И всё же я попытался хоть немного изменить направление этого головоломного спуска. На большее я не был способен.

Тут ноги у меня подвернулись — и я покатился по снегу как колода. По снегу твёрдому и острому, как стекло. Варежек на мне не было, поэтому сначала досталось рукам; Ладоням и запястьям. Они сразу покрылись кровью. Подбородок, нос и лоб — всё было ободрано. Штаны на коленях разорваны, и колени ободраны тоже. Ну и вид у меня был! А мороз щипал ссадины, словно солью разъедал. Я взял лыжи под мышку — о палках я и думать не стал — и побежал домой. Горе-лыжник!

Когда я вошёл в комнату, бабушка глянула на меня и всплеснула руками. Она не знала, за что ей приняться раньше. Поскорее обработать руки, или лицо, или сначала со мной разделаться? Поняв, видимо, что я и так достаточно наказан, она огорчённо сказала:

— Только изувечиться тебе не хватало, что тогда будешь делать? Пора бы и поумнеть!

Она обмыла мои раны и натёрла их арникой. Жгло так, как будто я свалился в раскалённые уголья или влез в пчелиный улей. Но я и не пикнул, чтобы не было хуже. Нечего и говорить, что ребята в школе надо мной смеялись. Меня узнать было нельзя. Но к лыжам я злобы не питал.

Дня два я не катался — бабушка не велела, — а потом пошёл вырезать палки, и… всё началось сначала. Айда на гору!

Пора было присмотреть на вырубке ёлочку, ведь до рождества уже рукой подать. Ёлочку-то я принесу, за этим дело не станет, но вот какой подарок будет ждать меня под ней? Время от времени я намекал бабушке о своём желании, но она делала вид, что не слышит. Больше всего на свете я мечтал о губной гармошке, но она подумывала о том, чтобы купить мне новые чулки, шапку или, может, какой-нибудь свитерок подешевле? Гармошка её, по-видимому, мало интересовала: «Гармошка тебя не согреет, и сыт ею не будешь!» И всё же я верил, что если напомню ей о своём желании ещё разок-другой, то, может быть… И я не ошибся.

За три дня до рождества я заглянул в сундук. В свёртке были новые чулки, рубашка и — губная гармоника в футляре. Была там, была, ждала меня! Мне захотелось сделать бабушке сюрприз. Нужно подработать денег на стороне и купить ей чулки. А если заработать побольше, то можно будет купить ей головной платок. Вот она удивится, вот обрадуется! Вот это будет рождество!

Я обошёл нескольких пожилых людей и предложил достать им ёлочки. Желающих было достаточно. Тогда я взял лыжи, мешок, верёвку, сунул в карман нож и поехал. К вырубке нужно было подбираться осторожно: в эти дни лесничий стерёг лес, словно он принадлежал лично ему, а не крестьянам и общине.

Я осмотрелся, прислушался. Нигде ни звука, ни одна ветка не шелохнётся. Я присел у ёлочки, которую присмотрел заранее, и начал работать ножом. Хвоя пахла даже под снежной шапкой. Потом я сунул ёлочку в мешок, привязал к спине и покатил домой. Так я съездил несколько раз. И на следующий день тоже.

Кое-что мне всё же удалось заработать. Кто дал двадцать геллеров, кто пятьдесят, а когда я подсчитал, оказалось, что у меня есть шесть крон. Ровно столько же стоили чулки для бабушки. Ура, подарок будет, хотя и без платка! Ну, а в последний раз я ехал за ёлкой для нас. За самой красивой!..

Она действительно была самая красивая! На ней даже висело печенье, которое бабушка сама испекла. В комнате благоухали хвоя и печенье, благоухал весь день и весь мир. Радовался подарку я, радовалась бабушка.

И всё же она плакала. Может быть, надо мной, но скорее всего — над жизнью, полной нищеты, тяжкого труда и несправедливостей. Она боялась, что и я вступлю в такую же жизнь; беднякам тогда нечего было ждать. Напрасно я обещал ей, что стану мясником и буду класть ей под рождественскую ёлочку пакет сарделек. Бабушка улыбнулась, но не поверила. Она погладила меня по щеке и сказала:

— Мальчик, когда ты ещё вырастешь — мне до этого не дожить. Ведь мне уже шестьдесят. Купи их как-нибудь себе!

Потом она села спиной к тёплой печке и слушала, как я пытаюсь сыграть песенку на губной гармошке. А я играл и играл, пока глаза у меня не начали слипаться.

Так миновало рождество. День проходил за днём: школа, работа, шалости. Каждый день я таскал уголь в квартиру пани учительницы, которой я разбил окно; время от времени я выполнял поручения соседей и приносил домой пару геллеров. Пошёл счёт дням нового года.

В воскресенье шёл снег. Я сидел у дяди в тёплой конюшне и играл ему на губной гармошке. Мне хотелось похвастаться.