Л. Пантелеев - Твои ровесники

— А каких они дел наворочают, вот такие-то, когда вырастут и возмужают?!

1951

Вечером в красном уголке женского общежития курсов, на которых готовились строители, девушки сидели вокруг большого, покрытого кумачом стола и, сдвинув в сторону газеты и журналы, обычно лежавшие на нем, старательно писали. Накануне на комсомольском собрании было решено, что каждая пошлет письмо в родной край подружкам и приятелям, расскажет о своей учебе и позовет на великую стройку. И вот теперь, когда перья скрипели вовсю и авторы, вздыхая от усердия, красочно описывали, кто как мог, гигантские строительства, где им еще только предстояло работать, — дверь, ведущая из коридора, стала медленно, со скрипом открываться, и в ней появилась тоненькая девушка с деревянным баульчиком в руке.

— Где здесь директор курсов?.. Мне нужно подать заявление о приеме, — робко сказала она.

— А он вот тут, под столом сидит, — бойко отозвалась шустрая курсантка с рыженькими, туго заплетенными косичками и поспешила вознаградить себя за шутку звонким, задорным смешком.

Но ее никто не поддержал. Из-за стола поднялась маленькая черноглазая девушка с мелкими, но очень четкими чертами лица и той складкой у ярких, еще по-детски припухлых губ, какая бывает у людей волевых, целеустремленных. Сдвинув темные брови, она посмотрела на шутницу так, что та сразу стушевалась, и протянула вошедшей небольшую, но сильную руку.

— Маша, — отрекомендовалась она и прибавила: — Мария Болдырева, курсантка… А заявление, девушка, надо подавать не директору, а в канцелярию… Это тут, недалеко… Вот что: вы, девчата, пишите, а я ее провожу.

Всю дорогу Маша рассказывала новенькой о строительстве, рассказывала так, будто сама все проектировала и строила. Но когда новенькая спросила Машу, по какой специальности та будет работать сама, Маша смутилась и призналась, что насчет профессии она еще не решила. Девушки все больше учатся на лаборанток, геодезисток, десятников, а ей вот хочется непосредственно участвовать в стройке, но в качестве кого, она еще не знает. Пока идет общая подготовка, она приглядывается.

— А я буду электросварщицей, — сказала новенькая, и произнесла это так уверенно, что от недавнего смущения у нее не осталось и следа. Победно взглянув на свою черноволосую спутницу, она пояснила: — Это у меня мечта. Электросварка! Здорово! Вот металл — два бруска. Ты приближаешь к ним электрод, яркая-яркая молния — и вместо двух один цельный. Он скорее разломится в новом месте, чем разойдется по шву… Ух, сила! И она у тебя в руках. Нет, я только в электросварщицы!

Короткий разговор по пути в канцелярию курсов решил судьбу обеих девушек — Марии Болдыревой и Зои Поляковой, как звали новенькую. Они обе начали учиться электросварке, стали неразлучными.

В общежитии они разместились на соседних койках, в классе сидели на одной скамье, вместе готовили уроки, в свободные вечера читали друг другу вслух новые повести и романы из толстых журналов, а когда девушки и ребята из их группы гурьбой направлялись на концерт, в театр, в кино или просто «поскользить» по Волге на лодках, Зоя не шла, если Маше было некогда, и наоборот.

И хотя Маша, приехавшая на курсы из далекого ростовского колхоза, где она была бригадиром и комсоргом, совсем не походила на Зою, коренную сталинградку, работавшую до курсов на Метизном заводе, где она и заинтересовалась электросваркой, дружба их, возникшая от общего интереса к новой, обеим им полюбившейся профессии, стала такой прочной, что их инструктор, пожилой рабочий, прозвал их «двоешками», и все шутил, что выдумает для них спаренный сварочный аппарат, чтобы они и работать могли рядышком.

Учились подруги отлично. Новой профессией овладели так быстро и прочно, что, когда вся группа курсантов прибыла на производственную практику на строительство Цимлянского гидроузла, производственники нашли возможным оставить их обеих на работе еще до окончания курсов.

Раздумывая в дни учебы о стройке, где им предстояло работать, девушки представляли себе ее в виде огромных, еще не завершенных, но уже красивых сооружений. Поначалу вид строительства их удивил и, что там греха таить, разочаровал. То, что они увидели, прибыв на знаменитую теперь Цимлу, представляло тогда некрасивые массы развороченной, вздыбленной земли, напоминавшей лунный ландшафт из учебника. Среди этих холмов, гряд и гор вспаханного грунта грудились тысячи людей и сотни непонятных машин. А когда доводилось возвращаться с работы ночью, они видели кругом такое скопление электрических огней, будто Млечный Путь осыпал степи своими бесчисленными звездами.