Эдишер Кипиани - Тетрадь в десять листов

— Нам-то что, пусть расстраивается Гигия, смотри, какой груз лежит у него на спине, — сказал Тенго, веснушчатый курносый мальчик.

— А вдруг его свалит течение? — заметил я.

— Бачука здесь, прыгнет в воду и спасет, — засмеялся Мамука.

Бачука сдвинул брови:

— Я плаваю не хуже тебя.

— О том и разговор, — подбодрил его Мамука.

— Давай пошли! — крикнул Гигия. — Я нашел брод. Возьмитесь за руки и шагайте смелее, не бойтесь.

Вначале мне казалось пустяковым делом перейти реку вброд. У берега вода была теплая и течение не сильное. Но, когда мы дошли до середины реки, я испугался, ухватился за руку идущего впереди Тенго и подумал: «Если поскользнусь, брошу мешок». Вода переливалась через глыбы камней с оглушительным шумом. Над рекой стоял грохот, казалось, ущелье, высокие горы, небо и даже далекие поля были полны им. Потом постепенно шум стал стихать, и внезапно мне показалось, что я оглох — кругом царила тишина, и только стрекоза тонко звенела в воздухе…

Мы подошли к мельнице. Вышел старик мельник, равнодушно оглядел нас, взял две низкие скамейки и внес в домик. Он словно не заметил нас.

— Заходите, чего стали! — неожиданно послышался его низкий голос.

Пока мололось чье-то зерно, мы вытащили завтрак и начали есть. Кто взял с собой из дому лепешки и сыр, кто соленые огурцы. Бачука достал жареную курицу. Он протянул кусок мне, потом другим, а перед Гигией положил куриную ножку.

— Спасибо, — сказал Гигия и вернул обратно.

Бачука вздохнул. Он старался изо всех сил угодить Гигии, но помириться с ним ему не удавалось.

Вскоре мельник разговорился. Хоть мы его и не спрашивали, он рассказал, где работал раньше, сколько у него детей и внуков, сколько может намолоть мельница за одну ночь, как он однажды поймал вора… Потом спросил каждого из нас, кто мы такие, где учимся, кто из нас старше, почему перешли реку вброд, а не пошли в обход через висячий мост, почему принесли так мало зерна и собираемся ли мы ночевать на мельнице.

«Конечно, собираемся. Мы прошли такой путь, измучились, наконец-то оказались под крышей, разве мы в силах теперь пройти обратный путь? — думал я. — Но ведь электромельнице ничего не стоит перемолоть это зерно за два часа. А еще только начинает темнеть. Что же мы будем делать до утра?»

Мы как могли боролись с одолевавшим нас сном. Начали со сказок. Мельник прилег на низенькую лавочку у стены и задремал. Устал, видно. Вскоре запас сказок иссяк, все загадки были разгаданы, играть в чет и нечет надоело (Мамука, оказывается, специально для этого взял два полных кармана мелких орешков), а до рассвета было еще далеко. Мельник тихонько похрапывал. Гигия заглянул в воронку жернова. Мельник наказывал нам бодрствовать и остановить мельницу, когда зерно будет перемолото.

— Пока рано, — сказал Гигия.

Тенго свернул пустой мешок и положил под голову. Мамука клевал носом, меня тоже стала одолевать дремота. Вскоре, наверное, всех одолел бы сон, если бы я неожиданно не вспомнил одну игру.

— Ребята, игру о знаменитых людях знаете?

Видно, мой голос прозвучал очень громко. Мамука подскочил и стал протирать глаза:

— Что?

— Знаете игру о знаменитых людях? — повторил я.

— А как в нее играют?

— А вот так… — Я оглядел лежавших на полу ребят. — Слышите, Леван, Тенго, проснитесь!

— Нашел время играть!

— А ну давай, — сказал кто-то.

— Слушайте. Нужно задумать какого-нибудь знаменитого человека, писателя, ученого или государственного деятеля. Поняли? Все равно, жив он или нет, был бы знаменит… Я задам девять вопросов, а на десятом отгадаю, кого вы задумали.

— А если мы не ответим на вопросы?

— Нет, ответить нужно на все. Поэтому вы должны хорошо знать биографию того, кого задумали, — когда родился, национальность, чем прославился…

— Хорошо, я уже задумал, — сказал Мамука и хитро сощурил глаза.

— Задумал? Ну, я начинаю.

Я загнул мизинец и спросил:

— Ученый?

— Нет, — ответил Мамука и тоже загнул мизинец.

— Композитор?

— Нет, — обрадовался Мамука.

— Государственный деятель?

Мамука задумался:

— Он был и государственным деятелем.

— Европеец?

— Нет, уважаемый, — покачал головой Мамука, — ты задал уже четыре вопроса.

— Азиат?

— Азиат. — Мамуке стало неприятно, что я отгадал.

— Не писатель ли?

— Правильно… писатель.

— Скажи мне, он грузин?

Мамука кивнул в знак согласия. А я задумался: какого грузинского писателя мог он задумать.

— Не хромал ли он? — спросил я внезапно.