Михаил Фарутин - Четвёртый Харитон

— Не смею сомневаться в достоинстве твоего слуха. Однако след полозьев и след лаптей, хотя и непомерно больших, проливает некоторый свет и приближает нас к решению задачи. Вперёд, по следам!

Там, где заканчивалось поле и начинались покосы, на иле, в мочажине, оставленном недавним паводком, ребята опять натолкнулись на след полозьев, а между следом полозьев отчётливо были видны и следы больших лаптей.

Оторопели.

Остановились.

Глазами — то друг на друга, то на следы.

— Силён! — удивился Востроглаз.

— На себе дровни с поклажей, — не менее удивлённо уточнил Тонкослух.

— Мне бы такую силищу! — позавидовал Сила.

— Как видите, товарищи следопыты, ещё решён один важный вопрос, — поясняет командир. — Теперь совершенно ясно, что плуг, борона и семена были привезены на Овсяную полянку этим человеком в лаптях. Поклажа не легка, но в этом ничего удивительного нет. Если бы мы с вами появились на свет лет тридцать тому назад, то знали бы силача, мужика нашей деревни Васю Лося, за что он и получил это прозвище. И как рассказывает дед Ковча, был такой случай. В нашей местности по рекам и озёрам путешествовал один учёный-ихтиолог Гопман или Гипман, в общем немец. Он разыскивал бесчешуйчатого окуня.

— Бесчешуйчатых окуней не бывает, — заметил Востроглаз, азартный рыболов и неплохой знаток ихтиологии.

— Бесчешуйчатых окуней не бывает, но учёные такие бывают, — продолжал Харитоша. — Обследуя речку Бильковку, этот учёный нырял в воду и лазил руками по рачьим норам в надежде в этих норах найти такого окуня. А Вася Лось в это время переезжал на лошади с возом дров через речку. Заглядевшись на этого Гопмана или Гипмана, свернул с броду, и телега с возом застряла. То ли на камень наехала, то ли за корягу зацепилась. Туда-сюда, а воз лошадь стронуть с места не может. Тогда мужик выпряг лошадь, перехватил оглобли вожжами, накинул петлю вожжой себе на плечи и вытащил воз не только из реки, но даже в берег вырез. Увидя такое, этот самый учёный, наверное, принял Васю Лося за лешего, выскочил из реки, перекрестился и нагишом дал дёру в деревню — тут уж не до бесчешуйчатого окуня. Во какие силачи были в нашей деревне!

И надо полагать, что этот пахарь, конечно, человек силы непомерной, но вспахать на себе за одну ночь Овсяную полянку никакому богатырю не под силу…

— Вперёд, по следу!

Но след за мочажиной исчез в жухлой прошлогодней отаве.

Солнце поднялось высоко и щедро лило весеннее тепло на весеннюю землю. Кружа покосами, перелесками и оврагами, ища утерянный след, ребята вышли к большому, что озеро, залитому весенней водой и весенним птичьим криком, непроходимому болоту. И тут, на отлогом торфяном берегу, они увидели отчётливый след полозьев и лаптей. След шёл в болото.

Следопыты оторопели и с изумлением смотрели друг на друга.

— Это богатырь богатырям, — первым нарушив молчание, выйдя из минутного оцепенения, сказал командир, — коли решился вброд с таким возом перейти болото. Только одним сохатым под силу такой «тракт», но не человеку! Что вы скажете на это, следопыты?

— Сквозь птичий гомон — утиное кряканье, гусиное гоготанье, блеяние бекасов и бормотание тетеревов — я слышу, как там, за болотом, в тайге кто-то ломает, как хворост, вековые ели, — сказал Тонкослух.

— Я думаю, что не сегодня-завтра мне придётся помериться силами с этим богатырём, и чувствую, как с каждым часом моё тело наливается всё новыми и новыми силами и становится тесным обмундирование, — ответил Сила и сделал вдох, да такой, что с треском отлетели пуговицы от его походной куртки.

— Следопыту Силе надо ускорить темп набирания сил, так как в скором времени ему придётся познакомиться не с одним, а с двумя богатырями, — объяснил Востроглаз.

— Почему с двумя? — в один голос спросили следопыты.

— Потому что здесь следы от двух пар лаптей, посмотрите внимательнее.

— Это очень важное обстоятельство, — убедившись в наличии двух пар следов, сказал командир, — которое может упростить или усложнить наш поиск… — Он ещё что-то хотел сказать, но в это время, с шумом, рёвом, завыванием, треском и свистом из тайги на болото хлынула полоса ураганного ветра, ломая и выворачивая из земли с корнями на своём пути деревья и кустарники и вздымая весь этот хлам в облаке, что пух одуванчика летний ветерок. Вырвавшись на просторы болота, ураган на какое-то мгновение остановился, будто оглядываясь, и ещё с большей силой и свистом кинулся по болоту, всасывая в себя воду с гусями и утками, с кочками и корягами. Столб воды, перемешанный с лесным хламом и живностью, упершись широким раструбом, что гигантской воронкой, в небо, нёсся круговертью к следопытам.