Михаил Фарутин - В Зарницах

Так сложилась жизнь, что с ружьём и спиннингом обошёл я почти всю страну нашу. Побывал я в карельских лесах и северной тундре, в степях Казахстана и в горах Тянь-Шаня, на Дальнем Востоке и на Сахалине, в Закавказье, в Крыму — да и где только не был.

Много видел я зверя, птиц разных да рыб диковинных, а ещё больше людей хороших. Об этих встречах с людьми и рассказывается в этой книге.

Издательство просит отзывы об этой книге присылать по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

Шла, шла Ока прямо к Волге и вдруг, то ли пожалела размывать крутой берег, то ли ещё почему, круто повернула влево, сделала дугу вёрст в пять-шесть и опять потекла своим путём. Когда это было, никто не упомнит. Старое русло реки теперь небольшими протоками, да и то не круглый год, соединяется с Окой. Многоводную и глубокую старицу жители называют озером Зарницы.

По правому, крутому берегу — в три порядка избы колхозников. Через заросшие палисадники они весело глядятся в озеро. На одном краю села под белой шиферной крышей на кирпичном фундаменте — и веку которым не будет — стоят длинные, с широкими низкими окнами скотные дворы. На другом краю — правление колхоза, медпункт, клуб, сельский Совет и кирпичное здание школы.

И село носит имя озера — Зарницы.

Противоположный берег озера низкий и заливной и тянется лугом до самой дальней точки излучины реки.

Весной в половодье Ока выходит из берегов, залипает луг, озеро и подступает к самым палисадникам села Зарницы.

Летом по заливному лугу трава, да такая, что лошадей с головой скрывает. Пройдёт сенокос — сена стог к стогу.

От заливного берега до половины озера — камыши. В камышах — утки, да столько! А рыбы в озере — кишмя кишит.

Стоит ли рыбаку и охотнику лучшее место искать? А главное, лодку всегда найдёшь.

«Иван Васильевич, — спросишь хозяина, — не разрешишь ли лодкой попользоваться?»

«А вот перееду, — отвечает он, — на луга, а там хоть до вечера ездите, что с ней сделается».

Иной раз к трактористу Коле — с той же просьбой.

«Зря на берегу лежит, — скажет парень, — да и порассохлась, наверное. Пойдёмте столкнём на воду. А коли протекает, законопатим».

С ночёвкой тоже — иди в любой дом хоть днём, хоть за полночь — не откажут.

«Сами люди», — с достоинством скажет хозяйка. «Не везти же с собой из Москвы квартиру», — подтвердит хозяин, и захлопочут, будто родственники приехали к ним…

Вот какие люди в Зарницах.

Года два назад колхозники решили: «Сено сеном, а овощи выгоднее: дохода в несколько раз больше», — и по краю озера вспахали заливной луг: помидоры, огурцы да капусту высадили. Сами удивились, когда осень подошла: овощей таких ни одна земля не родила. И удобрять не надо: в половодье земля с избытком всё, что требуется, получает.

Как-то в середине августа, в новолунье, ещё до восхода солнца, я пробирался со спиннингом этим краем озера. Мимо кустов, полёгших под тяжестью помидоров, я не мог пройти равнодушно. Нагнулся и сорвал один помидор. Холодный и красный, он еле уместился на моей ладони.

— С добрым утром! — раздался голос за моей спиной в прибрежных камышах.

Захлюпала вода. Я обернулся. Из камыша, по колена увязая в илистом дне, шёл пожилой человек в фуражке железнодорожника, в поношенной, неопределённого цвета куртке, в высоких болотных сапогах и с двуствольным ружьём на плече.

— Рыбку ловить? — Тут он зацепился ногой за подводные корни и чуть не шлёпнулся в холодную воду.

Я подскочил, подал руку и помог выбраться на сухой берег…

— Будь ты неладна! — заворчал старик. — Спасибо. Чуть-чуть не выкупался!

Морщинистое лицо охотника (я принял неизвестного за охотника) на мгновение просияло сдержанной улыбкой, и маленькие, чуть выцветшие, но ещё с бойким огоньком глаза взглянули на меня.

— На уток? — спросил я незнакомца.

— На уток? Нет. Сторож я нашего колхоза, охраняю огород…

С востока, где чуть заалело небо, потянул слабый, еле ощутимый ветерок. Туман над озером приосел, уплотнился и начал прятаться в камыши. В деревне пропел петух, за ним другой, третий, и пошли, и пошли… Устав стоять «на часах» у своего выводка, гусак поднял высоко голову, потоптался на месте и, наверное решив, что пора делать подъём, прокричал: «Иг-га!.. Иг-га-га-га!..» Гуси всполошились, захлопали крыльями и загоготали наперебой, заглушив петушиное пение.