Александр Батров - Барк «Жемчужный»

— Ладно, в другой раз припомню…

— Пить! — уже назло отцу твердит Анка и высовывает свой сухой, шершавый язык как можно длиннее.

— Слышала, потерпи! — в свою очередь, кричит на нее мать.

До мыса не так близко: еще четыре километра. Приступы жажды изводят Анку.

Мария глядит на нее и, замедлив шаги, вытирает лицо подолом своей запыленной юбки. Ей жаль Анку. Она добрая. Умная. Научилась читать в детской больнице. И может играть на скрипке…

А перед глазами больной девочки уже не степь, а сад больницы. Там она взбирается на старую акацию, а доктор дядя Гриша, в золотых очках, кричит на нее, и чем громче он кричит, тем добрее становятся его глаза, такие же черные, как у деда Николы…

Но дядя Гриша далеко…

Вот и сам мыс, заросший бурьяном, татарником и белыми степными колокольчиками. За мысом — рыбацкий стан, с лабазом, моторно-парусными шаландами и сейнером «Лидия».

Подвода останавливается возле лабаза. Оттуда выходит заведующий, седой старик в кожаном картузе.

— Начальник, дай напиться, а кушать хочется, аж переночевать негде! — весело произносит Никола.

Простодушно-лукавая просьба цыгана нравится седому рыбаку.

— Вода есть. А в обед будет юшка. Ночевать — пожалуйста, можно на берегу…

Цыгане обедают с рыбаками. На обед чирусы, сваренные в крепком соленом саламуре.

— Куда держите путь? — интересуется один из рыбаков.

— Ищем работу, — отвечает за всех Никола.

— Зачем искать? Вот она, вся здесь. На ставные и тягловые невода — с дорогой душой. А жинку ко мне в лабаз, засольщицей… — предлагает седой рыбак.

Цыгане-мужчины пугаются.

— Есть, есть работа, — объявляет Илья. — Старик старый, забыл, в голове ветер гуляет… в Николаев идем, на завод, флот будем делать.

Анка ненавидит ложь. Она хочет сказать, что ее отец говорит неправду. Он лживый цыган. Все врет в нем: и глаза, и рот, и сердце…

После обеда рыбаки выходят в море. На берегу остаются лишь трое. Они принимаются смолить вытащенную на берег фелюгу.

Цыгане отдыхают. Илья спит под телегой. Дед Никола раскуривает свою трубку с металлической крышкой. Павлик уходит в поселок с черепаховым портсигаром: кто знает, может быть, кто-нибудь на него здесь польстится?

Цыганка Мария кормит лошаденку. Глаза у лошаденки темно-лиловые. Она слепая.

Анка моет ноги в морской воде. Потом бродит по берегу. Ветер, он только что проснулся, гонит к берегу волну, и она, накатываясь на песок, что-то таинственно шепчет, совсем как гадающая цыганка…

Воздух пахучий, теплый. А вдали серебрятся белые рыбацкие паруса.

Из поселка вернулся Павлик с удачей. На нем старая парусиновая куртка. Он весело смеется.

Неожиданно над морем раздаются сигналы пионерского горна. Анка завороженно глядит в сторону, откуда они несутся. Значит, там, за мысом, в тени кленовой рощи, находится пионерский лагерь. «Возьму скрипку, поиграю там», — думает повеселевшая Анка.

Она подходит к подводе и, стараясь не разбудить отца, вытаскивает из рогожного свертка скрипку…

Мальчик в полосатой матросской тельняшке первый замечает Анку.

Она стоит в глубине рощи и, прислонившись к стволу клена, играет на скрипке. Девочка худа, оборванна, башмаки ее стоптаны, вот-вот развалятся. Увидев мальчика, она опускает смычок.

Мальчик с любопытством разглядывает незнакомку.

— Кто ты такая? — спрашивает он.

— Цыганка я…

— Нищая?

— Ага, нищая, — охотно соглашается Анка.

— Значит, бродяжка бездомная?

— Ага, бродяжка.

Мальчик внимательно глядит на цыганку и снова спрашивает:

— Плохо это быть бродяжкой?

— Ой, как плохо… А когда ничего… Идешь, идешь, и степь слушаешь, и море… И звезды над тобой…

— А побираться тебе не стыдно?

Анка опускает голову. Ее губы беззвучно шевелятся.

— А играешь ты славно… — говорит мальчик.

— Нравится? — оживляется девочка. — Это я пришла вам поиграть… Тебя как зовут? Меня — Анкой.

— Я Мишка Соколовский… А ты, видать, сирота?

— Отец есть… Злой… Не люблю! А мать жалею…

— Значит, ты всю жизнь будешь вот так ходить?

— Нет, дойду до гор, а там взберусь на самое высокое место и навсегда останусь… И скрипку украду…

— Разве это не твоя скрипка?

Анка глядит на старую скрипку, крытую черным лаком, всю в желтых пролысинах, и говорит:

— Отцовская… Узнает, что взяла, бить будет. Вон он кричит там, слышишь?

Мальчик и девочка выглядывают из-за деревьев. Цыган Илья мечется по берегу и хрипло орет: