Али Стэндиш - Всё из-за тебя, Итан

– ‘Доров, Итан, – окликает дедушка Айк с другой стороны задранного капота.

– Привет, что это у вас тут?

– Да вот твой братец спросил, можно ли ему попробовать починить мою «недвижимость». Я и показываю ему кое-какие азы. Если хочешь…

– Окей, окей, – говорю я, не дав ему закончить. – Я пойду прилягу.

Потом, минуя Родди, выходящего из кухни с двумя бутылками воды, вскарабкиваюсь по лестнице и падаю на свой подоконник.

В животе бурлит, как в жерле вулкана. Меня сжигает чувство вины, что я весь день игнорировал Корали. Но куда хуже то, что я забыл Кейси. Знаю, доктор Горман сказала бы, что на самом деле я её вовсе не забыл, но ведь я перестал всё время думать только о ней одной, а это почти то же самое.

Но разве это значит, что Корали – зло? Конечно, её истории порой совершенно безумны, но ведь именно благодаря ей я снова начал смеяться. С ней я чувствую себя почти тем Итаном, которым был раньше, до трагедии. Словно всё, что я делаю, вовсе не лишено смысла.

Итан, которым я был раньше, любил подводное плавание, бейсбол, видеоигры и скейт. Он всегда был готов поучаствовать в розыгрыше или сделать что-нибудь на спор.

Но после трагедии тот Итан исчез. Его больше нет.

Ведь так?

Почему Корали и Кейси совершенно разные

1. Кейси играла в футбол, Корали просто бегает. Кейси каталась на скейте, Корали – на велосипеде.

2. Корали всегда сама вызывается идти к доске, а Кейси никогда этого не делала, если учитель её не вызывал. Корали вообще много говорит, а Кейси любила слушать.

3. Любимым цветом Кейси был зелёный, а Корали предпочитает розовый. Кейси ненавидела розовый.

4. Корали обожает солёные ириски. Кейси любила вяленую говядину, которую Корали и в рот бы не взяла.

5. Родители Кейси всегда были рядом, приходили в школу, на футбольные матчи. А Корали о своей семье даже не упоминает.

6. Корали виртуозно играет на скрипке. Кейси и ради спасения собственной жизни не смогла бы напеть мелодию.

7. Любимым фильмом Кейси был «Таинственный сад», хотя я всегда считал, что он для неё чересчур девчачий. Корали говорит, что почти ничего не смотрит.

8. О Кейси я знал всё. Корали так и остаётся загадкой.

Должно быть, я задремал, потому что следующее, что осознаю, – стук в дверь.

– Войдите, – кричу я, неуверенно моргая, пока очертания предметов наконец не обретают чёткость.

Дверь распахивается, на пороге дедушка Айк.

– Твоя мать велела мне тебя проведать.

– А что, ты теперь её слушаешься?

– Ну, она хотела подняться сама, – кривится он. – Но я подумал, вдруг ты захочешь съездить со мной в магазин, а то у меня ветчина кончилась. Вот и сказал, что справлюсь.

– О… Думаю, да. – Мне нужно хоть на что-то отвлечься.

Доехав до конца грунтовки, дедушка Айк останавливается. Прямо у дома Блэквудов.

Я искоса взглядываю на него, пока мы меняемся местами.

Входная дверь закрыта – точнее, её кто-то закрыл после нашего бегства. В окнах ни тени движения.

– Что случилось с этим местом? – спрашиваю я, когда дедушка Айк наконец устраивается. Стараюсь, чтобы это прозвучало буднично, будто случайно.

Он привычно оглядывает дом.

– Там уже давно никто не живёт.

Ошибаешься, думаю я, выжимая газ чуть сильнее, чем нужно.

– Полегче, малыш.

– Прости. И почему они уехали?

– А они и не уехали.

Я смотрю на дедушку Айка. Тот поглаживает бороду, по лицу под старой шляпой трудно что-нибудь прочесть.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, Арнольд Блэквуд умер уже очень давно, ещё в восьмидесятых, и Амелия ещё лет двадцать жила там одна. Одно время у неё была медсестра или сиделка – в общем, кто-то, кто о ней заботился, но в конце концов и эта помощница тоже ушла, бросив ее совсем одну. А вскоре Амелия упала с лестницы, и её нашли только через несколько дней.

– В смысле, она прямо там и умерла? – переспрашиваю я, вспоминая силуэт женщины наверху. – Прямо на лестнице ?

– Да не бери ты в голову, – косится дедушка Айк. – Детей у неё в любом случае не было, так что земля досталась племянникам-племянницам, вот только они живут то ли в Мичигане, то ли в Миннесоте, то ли ещё в какой-то ледяной пустыне. Ну и запустили всё вконец.

Я так крепко задумываюсь об этой Амелии Блэквуд, что пропускаю поворот на Мейн-стрит. Приходится разворачиваться через чей-то двор.

И думаю о ней даже в постели, ожидая сна.

Призраков не существует, говорю я себе.