Анвер Бикчентаев - Большой оркестр. Сколько лет тебе, комиссар?

И вдруг из толпы раздался пронзительный крик.

- Супостаты! Ироды! - проклинала полицаев горбатая бабка.

- Тише, мамаша! - пытался унять её Верзила.

- Цыц, старая! - прикрикнул Одноглазый.

Горбатая бабка не унималась. Она повалилась лицом вниз и стала биться, исступлённо клеймя полицаев. Отчаявшейся бабке, наверно, было всё равно - что жить, что нет, потому что угоняли её единственную внучку Дусеньку.

- Уймись, старая, слезами горю не поможешь,- сурово сказал учитель и с ненавистью взглянул на полицаев.- Будет и на нашей улице праздник!

Старший полицай так и перекосился от злобы, а Верзила сделал вид, что ничего не слышал.

Бабку будто током ударило: она вздрогнула, вскочила на ноги, словно молодая, и вытерла слёзы.

Маринка и в этот трудный час осталась атаманшей. Сорвав с головы пуховый платок, она укутала им Дусеньку.

Учитель не удержал свою дочь ни словом, ни жестом. Он лишь кивнул головой, безмолвно одобряя её благородный порыв, хотя прекрасно понимал, что Маринке самой теперь нелегко будет в пути… Ведь пронизывающий ветер не щадит никого - ни гордого, ни красивого!

Азат набрался мужества и подошёл к Маринке.

- На, возьми,- сказал он.- Хватит тебе хоть на первый случай,- добавил он, отдавая пять кусочков сахара, весь свой НЗ.

- Спасибо.

- Если встретишь мою маму,- её арестовали гестаповцы,- расскажи ей обо мне.

- Где же я её встречу?

Он неопределённо махнул рукой на запад:

- Она, должно быть, тоже где-то там…

- Прощай,- сказала Маринка и даже попыталась ему улыбнуться.

Юному денщику этот день казался очень долгим. Азат не сводил глаз с дороги, по которой полицаи угнали Маринку в фашистскую неволю…

Ветер, принёсший холод, резко изменил направление. На улице потеплело. Но даже южный ветер не порадовал Азата.

Конвоиры, по всей вероятности, задержались в дороге. Поэтому начальник холминской полиции один коротал вечер. Съёжившись на постели в своей каморке, Азат слушал, как полицай горланил песню о ямщике.

Денщик долго ворочался с боку на бок. Ему не спалось. Все мысли его были с Маринкой и её друзьями.

Из полудремотного состояния его вывел сильный удар в бок. Вскрикнув от боли, Азат вскочил на ноги. Перед ним стоял Одноглазый.

- Дрыхнешь, лентяй! - напустился он.- Изба холодная. Чай остыл.

Денщик кинулся исполнять приказание. Пока он таскал дрова и затапливал печь, Верзила, поёживаясь, сидел на своей койке, подняв воротник шинели. Он, очевидно, простудился в дороге. Глухой кашель одолевал его.

Азат суетился возле печки, стараясь как можно быстрее напоить полицаев чаем.

- Подумать только, сто тысяч пленных оставили на Волге! - вдруг воскликнул Одноглазый, ни к кому не обращаясь.- Вот тебе и хвалёная армия великого рейха!

Он заметался по комнате, как загнанный зверь. В гаком состоянии Азат видел Одноглазого впервые. Лицо его стало темнее тучи.

Подавая Одноглазому чай, Азат думал: «Неужели это правда? Если уж старший полицай мечется, значит, не без причины».

Как тут не оцепенеть от радости! Маленький денщик невольно заулыбался. Заметив довольное выражение на лице Азата, Одноглазый вне себя от негодования заревел:

- У-у, зараза, чему радуешься! Пошёл прочь, болван!

В каморке Азат сам себе хозяин. Тут даже можно посмеяться, только не особенно громко.

Немного придя в себя, он уже раздумывал над тем, как сделать, чтобы всё село узнало о большой победе Советской Армии на Волге, чтобы у всех был великий праздник.

Азат с нетерпением стал ожидать подходящего момента, чтобы ускользнуть из-под надзора полицаев и посоветоваться с учителем. Вот кто даст ему наилучший совет!

Но как отлучиться из участка? Одноглазый сделался особенно подозрительным, словно почувствовал нетерпение денщика.

- Послушай, почему ты такой весёлый? - допытывался Одноглазый.- Ходишь будто именинник. Ну, докладывай, что с тобою приключилось?

- Нечего мне докладывать, и ничего со мной не приключилось,- отвечал Азат.- Чего мне радоваться?

- Ты прав, радоваться вроде бы нет особой причины.

Полицаю ничего не оставалось, как отступиться или делать вид, что отступился.

Уже наступил вечер, а маленький денщик всё ещё не сумел выбраться на улицу. Старший полицай ни на минуту не спускал с него глаз.

«Нет уж, дудки,- сказал себе Азат, приняв какое-то решение.- Я не я, если не перехитрю Одноглазого».