Хачим Теунов: Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

А в другой раз еще хуже было. Опоздал я на урок, вошел в класс и говорю: «Извините, пожалуйста! Мне коренной суп вырвали». Не только ребята, даже учитель расхохотался. Нет, не одолеть мне русского языка! Недаром у нас говорят: «Не бывать калине малиной».

А мне так хотелось овладеть русским языком! Я мечтал записать свои сказки и послать их нашему московскому другу.

Своими думами я поделился с Герандоко.

— Оно, конечно, верно: не бывать калине малиной. Но я тебе отвечу русской поговоркой: «Старание и труд все перетрут».

А может быть, Герандоко прав?

Вот и прошел учебный год. Торжественное родительское собрание, на которое пригласили и нас, вчерашних шестиклассников, состоялось через четыре дня после экзамена по русскому письменному. Герандоко громко читал табель каждого ученика. Сначала получали табели те, кто имел пятерки и четверки, и все громко хлопали, пока они шли от своей парты к доске. Герандоко вручал им табели и пожимал руку, как взрослым. Потом Герандоко взял мой табель и прочитал: «Наурзоков Ахмед переводится в седьмой класс с оценками: алгебра — «четыре», кабардинский — «пять», русский язык — «три».

Мне было стыдно взглянуть на дису. Тройка по русскому! Если бы отец знал, он бы не простил мне этого. Ведь раньше у меня ни троек, ни четверок не было…

— Ахмед! Что же ты сидишь? — услышал я голос Герандоко.

Я встал и неохотно поплелся к доске. И вдруг… Мне тоже все захлопали, как будто я был отличник! А когда я подошел к столу, Герандоко пожал мне руку и сказал:

— Молодец, Ахмед! Ты очень много пропустил, но все-таки не остался на второй год, сумел догнать класс. Постарайся в будущем году работать еще настойчивее и исправить свою единственную тройку по русскому языку!

Я посмотрел на дису. Она была совсем не сердитой, и в глазах у нее стояли слезы.

От старших я часто слышал поговорку: «Война — кровь, конец войны — слезы». И когда пришел май сорок пятого года, я понял, как это верно… Все радовались победе, поздравляли друг друга, смеялись и плакали. Это были слезы радости. Но были и другие слезы: слезы овдовевших женщин, слезы отцов и матерей, к которым никогда не вернутся их сыновья, слезы детей, отцы которых навсегда остались на полях войны.

Да, война кончилась. Но слезы еще долго не просохнут. Долго.

Я тяну за собой двух тощих коровенок, на которых мы теперь боронуем всходы кукурузы. Буренки не привыкли к ярму, им тяжело. Дышат через силу, широко раздувая воспаленные ноздри, останавливаются. Я тяну коров вперед, а мой напарник Эльдар бьет их по спине. Но это не помогает. Я оборачиваюсь, тоже поднимаю кнут… Но, увидев их покрасневшие от натуги, полные слез глаза, иду на поляну, чтобы нарвать травы.

— Отдохните! — говорю, поднося охапку к их мордам.

Эльдар возмущается:

— Работать надо, а не забавлять скотину!

Коровы не притрагиваются к корму. Задрав головы, они жалобно мычат. И смотрят на аул, где остались телята. Им отвечают другие коровы. И вот уже не мычание, а какой-то мрачный, скорбный многоголосый рев раздается окрест.

— А ну, трогайте, трогайте, ребята! — говорит подошедший к нам Герандоко. — Надо торопиться: кукуруза сильно заросла.

— Жалко, — говорю я, — плачут, как люди.

— Что поделаешь! Надо, дорогой, вырастить хлеб.

Бороновать на коровах, не делая огрехов, совсем не просто. Коровы — не волы, они непослушны, не приучены и тянут борону то вправо, то влево. А остановить коров за налыгач, привязанный к рогам, заставить идти куда надо вовсе трудно. К концу дня, кажется, руки отваливаются, а потрескавшиеся ладони горят так, словно на них положили раскаленные угли.

Легче стало, когда приступили к прополке. Работали группами, дружно, перебрасываясь шутками, болтая о всяких пустяках. Хотя, нужно сказать, и прополочная работа не такая уж легкая: тысячу тысяч раз в день взмахнешь и ударишь по сорнякам тяпкой, да так, чтобы не повредить корней кукурузы. И все это под палящими лучами летнего солнца!

Зато как радовались мы кратковременному отдыху в обеденный перерыв! Вся компания вихрем мчалась на речку, забыв про усталость и голод.

А река наша чудо как хороша: быстрая, прохладная, глубокая. Каких только игр не затевали мы! Наперегонки переплывали речку, и первый получал пять очков, а последний — прозвище «Черепаха». Ныряли под воду, и дольше всех продержавшийся под водой награждался званием «лучший водолаз».