Виталий Коржиков - Пусть посмотрит в глаза граница

Она хотела идти за ним по следу, но вдруг решила, что надо дать знать на заставу.

Выбравшись на дорогу, она заспешила, но, ещё не добежав до заставы, налетела на Полтавского, возвращающегося с двумя пограничниками.

Зина бежала с ними до самой тропы и видела, как, выйдя навстречу солдату, старшина что-то приказал, тот остановился, достав документы, стал что-то рассказывать, а старшина удивлённо закачал головой…

Теперь солдат шёл впереди наряда, а Зина и так неожиданно вышедшие из кустарника Мышойкин и Ломоносов слышали, как он говорил:

- Я к вам сам, я сам!

Застава вдруг замерла.

Полтавский, подойдя к вышедшему из помещения Щербакову, вскинул руку к фуражке и отчеканил:

- Товарищ капитан! За время несения службы на вверенном участке нарушений Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик не обнаружено. При возвращении нарядом с помощью пионерки Зины Поросюши встречен неизвестный, по его словам направлявшийся на заставу. Сопротивления не оказывал.

- Проведите в помещение! - приказал Щербаков, и солдат совсем уже растерянно сказал:

- Товарищ капитан, я к вам сам, я хотел проситься к вам, к пограничникам!

Но никто ему не ответил, а Щербаков, кивнув ребятам, прошёл за ним в дверь…

Пограничники с любопытством смотрели на Поросюшу: отличилась…

Но вся её решимость вдруг заколебалась, пропала, и ей стало жалко этого нарушителя, который, может быть, и вправду шёл к пограничникам, потому что тоже хотел служить на границе…

И Мышойкин вдруг сказал:

- Чего торопилась? Посмотреть не могла, куда пойдёт?

Ломоносов вздохнул:

- Одно дело - сам был пришёл, а другое - привели.- И добавил: - Решимость должна быть обдуманной…

Хорошо им было говорить! А если бы побежал! А если бы выстрелил? А отчего он не шёл по прямой дороге?

Думалось ои всякое, а всё равно было жалко.

Она встала со скамейки и пошла к начальнику.

Щербаков сам вышел навстречу и, одним взглядом оценив настроение ребят, сказал:

- Молодец, Зина. Всё правильно! - И спросил: - Что, жалко стало? Может, и жалко. Может, и человек хороший. А отвечать придётся по всем правилам. Видали, поскандалил с кем-то в части во время службы - и сразу: не хочу служить! А если сейчас в дозоре Майоров и Прыгунов между собой поспорят - так с заставы друг от друга бегом, а? - Он посмотрел на ребят: - А если я, капитан Щербаков, вдруг поспорю с начальством или вон со старшиной, брошу заставу и прибегу в космический городок: «Возьмите меня! Надоела граница, хочу в космос!» Что мне скажут, а, Ломоносов?

Ломоносов опустил глаза.

- Знаешь?

- Ну, знаю…

- И правильно знаешь,-сказал Щербаков,-А скажут мне вот что: «Не в космос тебя, братец Щербаков, надо, а под суд. Тебе Родина пост доверила, а ты его бросил! Кто ты после этого?»

- А что с ним будет? - тихо спросила Зина.

- Разберутся. Лишним не накажут. Если кто-то виноват, что солдата обидели,-и его накажут. А сам виновен - что ж, отвечай. Перед Родиной все в ответе,-сказал Щербаков и потрепал Зину по голове. - Молодец. Всё хорошо. И то, что сделала, хорошо. И то, что о человеке тревожитесь,- он посмотрел на ребят,-это молодцы. Если о людях не беспокоиться, так нам здесь и делать нечего. Да и в части о нём беспокоятся. Мне уже звонили…

И тут же, переменив разговор, спросил у мальчишек:

- Ну, а вы с чем на ночь глядя?

- Так опять с человеком! - Оглядываясь на Мышойкина, Ломоносов выложил всё про Котельникова и спросил, правильно ли будет написать письмо в редакцию газеты, а ещё в Министерство обороны, потому что не может быть, чтобы такой человек не был чем-нибудь награждён.

- Ну что ж, правильно думаешь! - согласился Щербаков и опустил глаза: «Жаль, сами не догадались».-Правильно,-сказал он ещё раз и добавил: - И мы что-нибудь сделаем.

В тот же вечер, проводив Зину и всё оглядывавшегося на рысий крик Витю, Алёша добрался до санатория, спросил у мамы два конверта, потом в своём углу включил настольную лампу и, достав бумагу, стал писать:

«Товарищ Халин!

Мы классом прочитали в газете Вашу статью про то, как сражались наши солдаты на сопке четверых. Статья хорошая. Только не всё в ней правильно. Всех солдат было восемь. И один из них жив. Он многое забыл от тяжёлой раны в голову. Но если вы его расспросите, то всё равно сможете написать больше и про всех…»

Потом, подумав, на верху листа он написал: «Никто не забыт, ничто не забыто».

Следующее письмо было такое:

«Очень прошу сообщить, не известно ли Вам что-нибудь про рядового Советской Армии Николая Акимовича Котельникова. Он хорошо воевал. А последний его бой был на Украине в деревне Ново-Петровка под Днепропетровском 10 января 1944 года. Был он награждён каким-нибудь орденом или нет? Пожалуйста, ответьте. Потому что дело это очень важное».