Вдруг Воля понял, что он один здесь провожающий, а все уезжают, все. Никто уже не отлучится отсюда ни на минуту, не отдалится ни на шаг, а ему еще предстоит вернуться домой и только потом - пуститься в путь.
Он представил себе, как побежит сейчас от вокзала домой по городу, почти опустелому, а здесь тем временем отойдет от платформы поезд, увозя всех, кто заполнит сейчас площадь и этот зал… На мгновение ему стало жутко.
Из комнаты военного коменданта вышел Гнедин в сопровождении рослого капитана - может быть, это был и сам комендант. Евгений Осипович сделал Воле знак, и все трое, выйдя на площадь, быстрым шагом обогнули здание вокзала, прошли сквозь павильончик, напоминавший летнюю пригородную кассу, и оказались на аккуратно заасфальтированной дорожке, обсаженной с обеих сторон молодыми тополями. В конце ее видна была решетчатая калитка, возле которой стояли милиционер, железнодорожник и красноармеец. И странно: только полтора десятка шагов отделяли асфальтовую аллейку от взбудораженного вокзала и переполненной площади, а было здесь пусто и чинно, и казалось почему-то, что здесь не может быть иначе. Тут было особо - Воля разом почувствовал это.
Капитан, шедший первым, сказал что-то, и железнодорожник с коротким лязгом приотворил калитку - она вела на перрон.
- Родич ваш? С вами? - спросил, обернувшись, капитан, вероятно, о Воле, но не глядя на него.
- Товарищ. Провожает меня, - ответил Гнедин, и милиционер, железнодорожник, красноармеец бросили мимолетно-пристальные взгляды на мальчика, который вместе с немолодым штатским и самим комендантом прошел в особую калитку…
У перрона, на который из здания вокзала никого не пропускали, стоял санитарный поезд. Входы в каждый вагон охраняли часовые.
- Вот, товарищ Гнедин, пожалуйста, в любой вагон, - сказал комендант. Он услышал негромкий протяжный стон, донесшийся из окна вагона (стекло было опущено), и добавил: - Еще сейчас к составу будет прицеплен вагон - в нем редакция газеты эвакуируется и военный трибунал, - можно и в тот. Вон его уже и прицепили…
- Да нет, не стоит, - ответил Гнедин. - Поеду в этом. - Он направился к ступенькам вагона, напротив которого они стояли, а комендант, опережая его, коротко приказал что-то часовому, и часовой сейчас же посторонился, освободил проход в тамбур.
…Евгений Осипович любил поезда. Ему нравилось ездить в жестком и в мягком, в салон-вагоне и солдатской теплушке. Даже в санитарном поезде, куда его внесли на носилках, он как-то, лет двадцать назад, ехал с удовольствием, потому что по пути в тыл всласть отсыпался, хоть и болела и пыла раненая рука.
Он помнил нестерпимую жару в накаленном бронепоезде, адскую стужу в армейском агитвагоне зимою девятнадцатого года, но никогда еще он не оказывался среди раненых невредимым, этого не случалось. Что ж…
Оставив чемодан в тамбуре, Евгений Осипович вернулся на перрон. Комендант пожелал ему благополучного пути и торопливо ушел. У эшелона стояли теперь только Воля, да Гнедин, да часовые.
- Ну спасибо, что проводил. И… живо домой! - проговорил Евгений Осипович. Он чуть понизил голос: - Быстрее быстрого!
Воля кивнул, соглашаясь, но медлил. Тем же путем, что они, вышли на платформу военные со связками канцелярских папок в руках и гуськом потянулись к хвосту состава. Воля глядел в спины этих людей, отягощенных бумажной ношей, подходивших, ускоряя шаг, к последнему вагону, и какой-то вопрос рождался у него в голове, но тут поезд дернулся, Гнедин вскочил на ступеньку, ухватился за поручни… Вагоны покатились быстро и плавно - один, другой, третий пронеслись мимо сбоку от Волиных глаз, а впереди ему еще виден был профиль Евгения Осиповича. Потом - исчез…
Не дожидаясь, пока скроется из вида последний вагон, и словно бы опасаясь встретить тут этот миг, Воля бросился прочь от перрона. Ему стало страшно, как в раннем детстве, когда летним вечером ему показалось, что он остался один на дощатой дачной платформе… Темнело… Отец, минуту назад бывший рядом, будто провалился куда-то, и он, маленький Воля, решил вдруг, что потерялся навсегда. Страх длился тогда недолго - секунды. И сейчас ему сдавило горло, как тогда (он не смог бы вытолкнуть из себя ни слова) вдруг, прибежав домой, он уже никого не застанет?!
Навстречу ему, к вокзалу, стремился плотный поток беженцев - пеших, ведших возле себя велосипеды с прикрученными к багажникам вещами, шагавших возле нагруженных впопыхах телег. Телеги катились наклонно - правые колеса по плитам тротуара, левые по булыжникам мостовой - со стуком и громыханьем, задевая ободами о стены домов… Казалось, один Воля протискивался в противоположном направлении, внутрь города.
Читать дальше