Но, после того как Валерий на глазах всей компании бросил его в снег, Шустиков побежал к Костяшкину. Не затем, чтоб узнать наконец, почему Васька отбился от компании, а затем, чтобы выместить на нем злость, «психануть» всласть… Что Костяшкин снесет, стерпит, в этом он не сомневался. Васька был тряпкой.
- Ты где пропадаешь? - с порога накинулся Шустиков на приятеля. - Когда надо - тебя нет! - Он громко выругался, не заботясь о том, что его могут услышать Васькины соседи. Он был действительно вне себя.
Костяшкин знал, что Алексей не бранится, когда поблизости незнакомые люди, он дает себе волю лишь в тесном кругу «своих» ребят.
- Чего к нам ходить перестал, а? - наседал Шустиков. Алексея возмущало, что Костяшкин, обладавший немалой физической силой и только за то пользовавшийся его уважением, не оказался рядом с ним как раз тогда, когда мог пригодиться.
- Я, Леша, потому не хожу… - начал Костяшкин и забегал глазами по комнате, точно ища лазейку. - Вообще я решил кончать бузу! - закончил он. Бухнулся на диван и небрежно засвистел.
Шустиков сел рядом.
- Ты про что? - спросил он.
- Про то. Я в комсомол, может, вступать буду, - сообщил Костяшкин с улыбкой, чтобы, в случае если Алексей впадет в ярость, можно было обратить все в шутку.
Шустиков отозвался презрительно:
- Примут тебя, как же!
- А чего ж! Заслужу - примут.
- Чем же ты заслужишь? - Шустиков насмехался.
- Заслужу, Не бойся.
- Потому ты, значит, и решил бузу кончать?
- Правильно. - Это Костяшкин сказал облегченно и благодарно. Вот, мол, своим наводящим вопросом ты мне помог все объяснить без лишних слов.
- И когда ж, думаешь, тебя примут?
- Может, в мае, - неохотно ответил Костяшкин.
Он как будто жалел, что сказал когда; наверное, боялся сглазить.
Шустиков с сосредоточенной прищуркой смотрел на приятеля. Как так? У Васьки появились свои планы. И Васька без него их составляет, не открывает их ему. А он-то уверен был, что у Костяшкина не может быть в голове ничего, кроме того, что внушал ему он, Шустиков.
Алексей был удивлен, как человек, который обнаружил бы в ящике своего стола незнакомые вещи, неведомо кем и когда туда положенные. Ведь ключ от ящика был у него…
- Я тоже в комсомол вступать буду, - сказал неожиданно Шустиков.
- Ну и все! - Костяшкин просиял. - Значит, на пару! Я ж говорил: кончать бузу! А ты волком глядел!
- Я, между прочим, ничего кончать не собираюсь, ясно? - сказал Шустиков холодно. - А в комсомол меня, будь уверен, примут не когда-нибудь, как тебя. Очень скоро примут! Понятно?
Алексей с удовольствием взглянул на обалдело вытянувшуюся физиономию Костяшкина и шагнул к двери.
- Постой! - остановил его Костяшкин.
Он ничего не понимал. Он до сих пор считал, что можно выбрать что-нибудь одно. Можно бузить (это означало для Костяшкина бить баклуши, озорничать, совершать поступки, за которые приглашают в милицию) и можно взяться за ум (это означало готовить уроки, читать книжки, жить так, чтобы никто худого слова о тебе сказать не смел, и, наконец, вступить в комсомол).
Но вот Шустиков за ум не берется, а в комсомол подает. Нелепо.
Хотя Костяшкин не раз в своей жизни поступал скверно и глупо, ему всегда было противно притворство. Если его справедливо в чем-нибудь упрекали, он отмалчивался, отпирался односложно, но ничего не сочинял в свое оправдание. Точно так же он не таил от домашних, с кем водит компанию, хотя бы у его приятелей и была дурная слава. В своей неправоте Костяшкин был прям, а не изворотлив. Действий ловчилы он не понимал, если тот сам их ему не растолковывал.
- Врешь ты, - сказал он Шустикову, - что в комсомол подашь. Тебя, конечно, все равно не примут. Да тебе самому не нужно. На кой?
- Значит, нужно, - ответил Шустиков.
Костяшкин смотрел на приятеля, и впервые тот раздражал его так…
- Не может быть, чтоб тебя приняли, - сказал Костяшкин.
- Поглядим.
Костяшкин отвернулся. Шустикову не о чем больше было с ним говорить. Васька вышел из повиновения. Он держался настолько независимо, что и цыкать на него было бесполезно - Алексей чувствовал: не помогло бы. Нужно что-то изобрести…
- Ну ладно, - сказал Шустиков.
- Пока, - не оборачиваясь, ответил Костяшкин.
После стычки с Шустиковым у Валерия было победное настроение. Рассказал он о случившемся сначала одной Лене - чтоб знала, что он не только придумал, но предпринял кое-что для защиты своих пионеров. О поединке с Шустиковым он умолчал, не желая оттенять собственной доблести.
Читать дальше