Макс Бременер - Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

- Теперь - да.

На занятии боксерской секции, когда он снова после перерыва молотил по «груше», а слева и справа делали то же другие ребята, ему как раз и пришла в голову мысль…

Вечером, когда к парням, роившимся, как всегда, у ворот большого двора в школьном переулке, присоединился Шустиков, - закурил, сплюнул, вообще начал было неторопливо обживаться в приятном обществе, - перед воротами остановился маленький отряд. Это были десять юных боксеров с одинаковыми чемоданчиками и руками, тяжелыми даже на вид. Предводительствовал отрядом Валерий.

- Есть разговор! - обратился он к Шустикову и прочим.

Боксеры окружили их полукольцом и опустили чемоданчики на землю.

- Значит, вот, - сказал Валерий. - Если мальцов из нашей школы кто тронет… Ясно?

- А ты и есть защитник юных пионеров? - спросил парень, в котором Валерий узнал того самого, что осенью пристал к нему и Игорю.

- Вот-вот, защитник, - сказал из-за плеча Валерия товарищ по боксерской секции. - А дело так будет поставлено: юный пионер, допустим, сам себе ненароком шишку набьет, а мы вас за бока будем брать. Вот как будет дело поставлено!

- Ты сперва до боков доберись! - хорохорился тот же парень.

- Хук - справа, хук - слева, и ты повис на канате, - пояснил Валерий.

- Хватит справа, слева - не надо, - сказал коллега Валерия.

- Все понятно? - осведомился Валерий.

Юные боксеры сделали шаг вперед и сжали кулаки. На языке военных это называется демонстрацией силы.

- Нужна нам ваша мелюзга! - осторожно огрызнулся кто-то.

- А тогда - р-разойдись! - скомандовал Валерий.

Приятелей Шустикова было не меньше, чем боксеров, но они оценили силы противника. Со словами: «Неохота связываться, а то б я им…» - парни стали независимо оттягиваться в глубь двора. И тут Шустиков, который в продолжение всего обмена любезностями помалкивал - покуривал, чмокая при затяжках, с видом бесстрастного наблюдателя распри, - поднялся на крыльцо и хрипло крикнул Валерию:

- Довоюешься, сволочь! - и рванул на себя большую, обитую войлоком дверь.

Но то ли дверь отсырела (крыльцо было запорошено снегом), то ли, против обыкновения, заперта - так или иначе, она не распахнулась. А Валерий в несколько прыжков достиг крыльца, обхватил Шустикова, повернул к себе спиной и прижал грудью к скрипнувшим, качнувшимся перильцам.

Высвободиться Шустиков не мог. Заступничество приятелей выражалось в покрикиваниях, вроде: «Чё те от него надо?!» - бодрящих, но, в сущности, безрезультатных. На секунду Алексею показалось, что Валерий, навалившийся на него всей тяжестью, его отпустил. Однако через мгновение Саблин внезапно приподнял Шустикова за штаны и ворот над перильцами, встряхнул, багровея от усилия, и разжал пальцы.

Расстояние до земли, вернее - до мягкого сугроба, равнялось полутора метрам. Лететь было недалеко, хотя и унизительно.

Нырнув в снег (он ударился только коленями), Шустиков сразу же вскочил, равномерно облепленный снегом. Валерий, отступивший к своему отряду, сказал:

- Пока!

И тут заливисто захохотал трехгодовалый мальчонка, насыпавший совком снег в игрушечный грузовик, который он, сопя, тащил за собой на тесемке в глубь двора. Мальчонка движением, уморительно-неожиданным для такого маленького, кинул в сторону совок, сел в снег (а пропади все пропадом, дайте посмеяться вволю!) и захохотал безудержно, как хохочут маленькие в кукольном театре, когда разойдутся.

Он смеялся, конечно, не посрамлению хулигана, а просто тому, что большой дядя вывалялся в снегу, как маленький, и вытаскивает снег из-за пазухи, из карманов, из рукавов, где никогда у больших не бывает снега.

Шустиков подскочил к нему, рявкнул что-то и вдруг пнул ногой грузовичок, так что тот упал в угольную яму.

Няня поспешно сказала маленькому:

- Пускай… подумаешь! Он уже плохой был, этот грузовик, старый совсем, а у тебя новый есть, и еще заводной папа тебе купит. Посадишь в него солдатиков - ка-ак помчит твой автомобиль!

Малыш страдальчески сдвинул светлые брови, решая, горевать ли. Потом глотнул, встал, крикнул Шустикову вслед:

- У него все равно колеса не крутились!

Шустиков буквально ворвался к Костяшкину. Он редко заходил к нему раньше, потому что Костяшкин каждый день сам являлся к Алексею и они вместе проводили время во дворе. Но всю последнюю неделю Костяшкин почему-то носа не казал. Это озадачивало Шустикова, он подозревал, что тут что-то нечисто, так как Костяшкин избегал его и в школе, однако спрашивать, в чем дело, из самолюбия не желал. Много чести для Васьки Костяшкина!..