— Час добрый! Хороша водица из-под земли? Чище энтой… с хранилища. Фильтры в ём, хлоры, а с землёй-матушкой не сравняться! Много ль твой мотор качать начал?
— Одно ведро за пятнадцать секунд. — Юлька, бесстыдница, и вполоборота не повернулась к старушке.
— Ваш огород теперь оживеет. Заиграет! Дождика бы…
Ушла старая, не попрощалась. Впрочем, она и не здоровалась? Юльке же невдомёк самой сказать, как это принято: «Здравствуйте или до свиданья, бабушка Авдотья!..» — а ведь отлично знает, что её все так величают…
— Юлька, иди шланг перетягивать! Хлеб в магазин привезли, баб Катя меня посылаает!.. — орёт с усадьбы Шурец.
Приложив палец ко лбу (мимо плетня от кринички идут другие соседки с вёдрами), Юлька делает вид, что соображает и решает очень важное. Время и помпе отдыхать, можно сделать перерыв. Щёлк — помпа выключена! Громче стали голоса у кринички. Юлька, не торопясь, поднимается по усадьбе Лукьяненок. Помпу оставила спокойно. Вчера и на ночь её не уносили, не отсоединяли. Только прикрыли колодец скважины старым шифером. Пётр сухо сказал Юльке, когда та заволновалась, не пропадёт ли помпа ночью:
— В Изюмовке воров нет, — и не совсем понятную фразу: — Проверим, и ночами для пользы поработает.
Юлька бегло смотрит на часы. Скоро шесть. К закату все вернутся с работы. Под ложечкой засосало: вспомнилась самовольно предложенная художнице-москвичке комната. Да, может, и не приедет вовсе, не приняла Юлькины слова-то всерьёз? Как бы Галка не проболталась… А вообще, в чём дело, прямая же выгода! И всё-таки…
Наступил вечер. Памятный для Юльки вечер.
Пришли дядя Федя с тётей Дусей. Друг за другом. Даже не переодевшись, осмотрели огород. Остались довольны: земля была полита обильно, досыта. Тётя Дуся только охала, что Пётр сумел-таки восстановить скважину. Ведь не верила, сомневалась!.. Картошка, конечно, ненапоенная, вся пожухла от жары.
Юлька прикинулась изнемогшей от усталости. Шурец верещал, жалуясь, что она загоняла его, «как рабу», а сама весь день сидела барыней у помпы. Но дядя Федя с тётей Дусей на него прикрикнули, а Юльку похвалили. От похвалы ей почему-то стало муторно.
Галюшка прибежала поздно: заодно дождалась и пригнала корову. Баба Катя заторопилась её доить.
Наконец протарахтел мотоцикл, вернулся и Пётр. С Юлькой он был неразговорчивый, колючий какой-то. Ничего не ответил, когда она с гордостью сообщила, что помпа поработала отлично. Умылся за сараем, облился из бочки нагревшейся за день водой. Переоделся во всё чистое.
Семья села ужинать под малым орехом.
Стемнело совсем. Свет падал из окна летней кухни, неверно освещая крупные ореховые листья, вырывая из темноты то кусок могучего ствола, то чьё-нибудь лицо. Баба Катя бесшумно таскала чугуны и плошки. Юлька великодушно предложила помочь.
— Сиди уж, сама управлюсь, — ответила сухо старушка.
Молчаливыми были сегодня вечером все Лукьяненки. Устали, видно, измотались за долгий жаркий рабочий день!
Пётр, нарядный, в белой рубашке, с блестящими, невысохшими волосами, ел сосредоточенно, молча. И вдруг сильно ударил по столу рукой.
— Петруша!.. — удивилась тётя Дуся.
— Оговорила ты меня, осрамила на всю Изюмовку, Юлька! — резко, даже грубо сказал Пётр и отодвинул дымящуюся миску. — Честно скажу, видеть мне тебя неприятно.
— Я? Меня? Неприятно?
Юлька изумилась так искренне, такое неподдельное возмущение исказили её лицо, что и тётя Дуся и баба Катя в один голос вскрикнули:
— Да ты что, Петя! Да опомнись!..
— Осрамила! — ясно и раздельно повторил Пётр, гневно глядя на побледневшую, с полуоткрытым ртом Юльку. — По какому праву ты соседям в округе разнесла, что Пётр-де никому из вас воду из скважины не велел давать? Я тебе такое когда-нибудь говорил?
— Погоди, Петруша, — перебила сына тётя Дуся. — Быть этого не может. Ты в словах остерегись. Юлечка — гостья…
— Гостья! — Нескрываемое презрение было в его ответе. — Хороша гостья, что хозяина за глаза самовольно куркулём-скопидомом выставляет. Не нужна мне такая, хоть бы и родная сестра! И с завтрашнего дня — нехай у нас вся картошка сгорит — будешь на скважине за помпой следить, а воду пусть соседи берут. Кому сколько понадобится. До тех пор, пока сами не скажут — хватит, довольно. Поняла?
— Петруша! — встрепенулась опять тётя Дуся. — Да, может, Юлечка и сама бы…
— Маманя, я сказал. Я что, для себя одного старался? Не ответила ведь людям: «Конечно, дадим воду, конечно!» Собственница нашлась…
Читать дальше