Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

— Произошло, товарищ капитан, — не дождавшись конца рапорта, перебил его полковник. — Война началась. — И, отмахнувшись от Зорина, сел на стул.

Наступила длинная, томительная пауза.

Война!.. Гастелло и его товарищи по полку каждый день вот уже сколько лет готовились к ней — такова была их профессия, но все же пришла она неожиданно.

В двенадцать часов все в городке собрались у репродукторов. В суровом молчании выслушали сообщение Советского правительства о вероломном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз, о боях, идущих по всей границе, о бомбежке немецкой авиацией советских городов.

Тут же, на маленькой площади перед ДК, стихийно возник митинг. Выступали старые, опытные командиры, молодые летчики, работники технической службы. Гнев, боль, возмущение звучали в их выступлениях. Слова у всех разные, но мысль одна: не щадя жизни, грудью встать на защиту Родины.

Взял слово и Гастелло. Речь его была скупа на слова, но страстна и убедительна.

— Наша жизнь, — сказал он, — принадлежит Советской Родине и большевистской партии, и, если придется, мы без колебания отдадим ее. Клянусь в этом словом коммуниста!..

А уже через два часа эскадрилья Гастелло бомбила вражеские колонны в районе Брестской крепости. Перед вылетом Николай на несколько минут забежал домой.

— Улетаешь? — спросила Аня сквозь слезы.

— Улетаю, Анечка, улетаю. Мой долг быть там, пойми…

— Понимаю, Коленька. — Аня старалась казаться спокойной, но голос выдавал ее волнение. — Когда? — спросила она, стараясь скрыть слезы.

— Сейчас. — Николай открыл письменный стол, взял часы, планшет, сунул в кобуру тяжелый вороненый «ТТ», затем обеими руками прижал к себе Аню и Виктора, поцеловал обоих и быстро, не оглядываясь вышел на улицу.

По всем дорогам, преодолевая сопротивление наших пограничных частей, двигались на восток танковые и механизированные колонны врага. Перед летчиками полка была поставлена задача — громить их, не давать им ни минуты покоя. И они летали без устали, не жалея ни сил, ни времени, — всем полком, эскадрильями, звеньями. От их бомбовых ударов рушились мосты, в черных клубах дыма взлетали на воздух вражеские автомашины, горели разбитые танки. Вернувшись домой, латали пробоины в самолетах, заправлялись горючим, подвешивали бомбы — и снова в воздух.

Иногда Гастелло удавалось забежать домой, тогда Аня старалась накормить его чем-нибудь вкусным, что он любил. Пообедав, Николай ложился и почти мгновенно засыпал. Спал он беспокойно, метался, говорил что-то. Аня садилась рядом, гладила его волосы, вглядывалась в дорогое, посуровевшее лицо.

— Устаешь, Коленька? — ласково спрашивала она, когда он просыпался.

— Нет, Анёк, спать вот только иногда хочется; если б не это, не слезал бы, кажется, с самолета. Ведь прут и прут, проклятые! Сколько их ни бьешь, а они словно из пепла встают.

Третий день войны. Раннее утро. Боевые экипажи уже около своих самолетов. Без суеты, сосредоточенно и четко делают свое дело механики, мотористы, вооруженцы. Взад и вперед снуют заправщики. Все самолеты полка еще на земле. Строй их не такой четкий, как в мирное время — машины рассредоточены, словно расставил их кто-то неумелой рукой.

Самолеты на земле, а в небе слышится нарастающий гул моторов. «Кто бы это мог быть,» — думает Николай.

Вдруг из-за верхушек сосен появляется немецкий бомбардировщик «Ю-88». Не спеша проплывает он низко над аэродромом.

— В укрытия! — командует кто-то.

Все быстро скрываются в щели, откопанные вдоль опушки леса. «Надо что-то делать, — мелькает в голове Гастелло. — Самолеты в воздух не поднимешь, а зенитки на такой малой высоте его не возьмут, да они и стрелять не будут».

За соснами в стороне городка послышались пулеметные очереди.

— По женщинам и детям бьют, гады! — Кровь бросилась в голову Николаю, кулаки сжались в бессильной ярости.

А «юнкерс» между тем, сделав разворот, снова прошел над аэродромом, на этот раз строча из всех пулеметов. Словно град, поднимая фонтанчики пыли, сыпались пули и стреляные гильзы. Из пробитого бака ближайшего самолета тугой струей брызнул бензин.

— Ну попробуй, сунься еще раз! — зло выругавшись, крикнул Николай, рывком выскочил из убежища и побежал к своему самолету.

— Куда, Гастелло? — крикнул кто-то из товарищей, но тот уже сидел в кабине стрелка и обеими руками держался за ручки пулемета, ожидая незваного гостя.