Эмиль Офин - Формула ЧЧ. Повести

Пионеры повскакивали с табуретов, подошли поближе к этой машине. На медном тупорылом радиаторе стояла заводская марка: «Русский Балтик».

- Действительно, чучело, - сказала Лера.

- Доисторическое ископаемое, - сказал Симка.

- Его бы надо в музей транспортных средств отсталой царской России, - сказал Славка.

А Клим сказал:

- Тс-с-с… - и приложил палец к губам.

Все обернулись и увидели незнакомого мужчину.

Заложив руки за спину, он стоял в раскрытых воротах. Ветер трепал его редкую седую бородку, а солнце освещало сухую фигуру в застегнутом на все пуговицы френче и отражалось в круглых очках так, что ребятам вдруг почему-то сделалось неловко.

- Здравствуйте, товарищи пионеры. Я вижу, здесь у нас не всё вам нравится?

Ребята смутились; ясно, этот старик слышал их разговор. Ну, и пусть! Что тут особенного, в конце концов? Славка ответил за всех:

- Нет, нам нравится. Но нам непонятно: зачем здесь эта машина? Разве можно по ней чему-нибудь научиться? Вот я и сказал, что её надо бы в музей.

Старик молча слушал высокого молодого Славку, и, может, потому, что ему приходилось смотреть снизу вверх, ребятам показалось, будто его бородка торчит по-боевому.

- В музей, говоришь? Ну что ж, может, ты и прав… - Он задумчиво посмотрел на «Русский Балтик», и очки его опять блеснули. - Я вот шел сюда и прикидывал: о чем бы мне с вами поговорить, что показать. А вы сами облегчили мне эту задачу. Садитесь… Сейчас я, как видите, очень пожилой человек, а когда-то, когда я был ещё мальчишкой, произошел со мной один случай… Впрочем, расскажу все по порядку. Отца не помню, а мать работала тогда судомойкой здесь, в Питере, в госпитале на Суворовском проспекте. В начале девятьсот семнадцатого года наступило тревожное время. Мать отправила меня к бабке в Малую Вишеру. Пожил я там с полгода, бабка моя вдруг в одну ночь померла. Хозяйства у неё не было никакого, в прачках она служила; деваться мне стало некуда, кроме как пробираться обратно в Питер к матери. В ту пору поезда по Николаевской дороге ходили кое-как. Ни денег у меня, ни жратвы. А было мне от роду всего тринадцать лет. Где на товарный прицеплюсь, где - пешком. Словом, добрался я, наконец, до станции Фарфоровский Пост. Проплутал меж лачуг и заводских корпусов и вышел на проспект к Неве, около железнодорожного моста. Ну, думаю, теперь не собьюсь - Нева приведет к Смольному, а там до госпиталя рукой подать. И начал я тут осматриваться, нельзя ли прицепиться на какой-нибудь трамвай. Смотрю, в городе творится что-то: пролетки взад-вперед носятся, люди ходят толпами, песни поют, несут флаги - кто красные, кто черные. На меня, конечно, никто внимания не обращает, а я сомлел: есть хочу до смерти, живот подводит. Солнце печет, прямо сил нет, ноги не идут, в голове мутится. Присел я у дороги под опору моста, в тень, а сам думаю только про то, как я к мамке приду и как она отведет меня на кухню к хромому солдату Никифору; у того на сковородах шипит, в котлах булькает и щами так хорошо пахнет!.. Встал я, хотел поскорее в госпиталь идти, да мост надо мной словно бы качнулся, в глазах стало темно. Издали чуть доносится песня: «Вихри враждебные воют над нами…» Как будто сон на меня нашел. А потом слышу, тарахтит что-то совсем рядом и кто-то меня теребит. Открыл я глаза, очнулся. Вижу, надо мной наклонился дядька в кожанке, росту огромного - все небо заслонил. Лицо длинное, нос картошкой. А за ним тарахтит легковая машина. Медный радиатор сопит паром, как, бывало, бабкин самовар, а на радиаторе надпись: «Русский Балтик»…

Старик помолчал. Дал ребятам оглядеть старую машину. Конечно, пионеры были удивлены и заинтересованы. Маленький Клим не удержался, спросил:

- А что же было дальше с тем мальчиком? То есть с вами?

- А вот послушай. Тот дядька в кожанке пощупал мою пустую торбу и говорит кому-то про меня, что, мол, мальчонка, видно, от голода ослаб.

А из машины сердито отвечают:

- Так дайте ему что-нибудь. Есть у вас хлеб, например?

Дядька стал рыться по карманам, а из машины его торопят:

- Возьмите мальчика сюда, не оставлять же больного на дороге. И поехали, поехали - время не ждёт.

Тут дядька приподнял меня за загривок и вместе с моим картузом и дырявыми башмаками посадил на кожаное сиденье рядом с шофером, а сам сел назад, к сердитому пассажиру. Дверка хлопнула, мотор затарахтел сильнее, и мы поехали.