Эмиль Офин - Формула ЧЧ. Повести

Вошли трое. Расселись возле ларя на бревне.

Один спросил:

- Ну, кто сколько принес? У меня - тридцать три.

- У меня только двадцать.

- А у меня - пятьдесят, будь я проклят!

- Молодец, Шестикрылый! Где это ты раздобыл столько?

- В ресторане «Балтика»; я там с одним человеком познакомился.

- Ладно, - сказал первый. - Выкладывайте добычу. Скрипнула крышка ларя; в него что-то посыпалось со звоном. Клим напрягся, вытянул, сколько мог, шею, но рассмотреть, что именно сыпалось в ларь, не сумел.

- Все-таки мало, - сказал первый.

- Тебе все мало, Ига. Вечно ты недоволен!

- А что, много? Ну-ка, Профессор, ты написал расчет?

- Чего там писать, я и в уме сосчитаю.

- Ну, давай.

- Пожалуйста. Значит, так: каждая весит в среднем пятнадцать граммов, в день мы добываем примерно двести штук - три кило. Множим на триста шестьдесят пять, получается одна тысяча девяносто пять. Следовательно, за два года добудем две тысячи сто девяносто килограммов. Сбрасываем на пустые дни и разные неудачи - остается две тонны. Не так уж плохо.

- Ну и голова у тебя, Славка! Прямо кибернетика.

- Само собой. Это ведь не то что стишки сочинять для Ниночки.

- Что ты сказал?..

- Ладно, - оборвал первый, - хватит вам. Ближе к делу. Славка подсчитал верно, как часы. Но фактически должно быть гораздо больше.

- Для этого надо завербовать ещё подходящих людей. Предлагаю: пусть Лера и Нинка выберут кое-кого из подруг. Девчонкам легче выманивать эту добычу.

- Правильно, Ига. Только надо следить, чтобы под знаком Ф не оказались лентяи. Они могут завалить все дело, будь я проклят!

Клим смотрел в оба; он боялся перевести дыхание. Густая пыль лезла в нос и щекотала.

Шестикрылый вдруг начал декламировать:

Клим громко чихнул. Все трое так и подскочили на бревне. Тесня друг друга, попятились к дверям.

Клим тоже перепугался и вылез из своего угла. Вид у него тогда был, наверно, жалкий: во-первых, он весь перевалялся в пыли, а во-вторых, все чихал и чихал и никак не мог остановиться.

Трое молча и удивленно разглядывали его. Шестикрылый презрительно выпятил подбородок.

- Да ведь этот сопляк, кажется, из нашего четвертого «Б». Он все возле взрослых отирается.

- Сам ты сопляк. Это мой чердак, - сказал, осмелев, Клим и чихнул прямо в противную рожу Шестикрылого.

- Сопляк, чердак, - Слава рассмеялся. - Да он стихами шпарит не хуже тебя, Симка.

- Ах ты, шпион! Да я из тебя печенку вырву, будь я проклят!

- Да брось ты! - Игорь отстранил Симку. - Ты чего здесь делал, пацан?

- Это мой чердак, - повторил Клим. Он тоже узнал всех троих и больше не боялся.

- Что значит «мой»? - сказал Славка. - В социалистическом обществе частной собственности не существует. Надеюсь, это тебе объяснили в твоем четвертом «Б»? Иди отсюда, чихай в другом месте.

- Ребята… Я тоже хочу быть под знаком Ф! А какую добычу вы собираете?

Игорь нахмурился, а Симка крикнул:

- Видите, он все слышал! Теперь разболтает.

- Что я - девчонка, что ли? - обиделся Клим.

Все расхохотались. Даже Симка. А Игорь взял Клима за плечи и повел к двери.

- Иди, иди, не упирайся. Ты ещё маловат для этого дела. И смотри, больше сюда не лазай.

… Не лазать? Как бы не так! На следующее же утро Клим проник на чердак, заглянул в ларь и увидел там целую кучу крышек от консервных банок.

Вот тогда-то он и отодрал крышки со всех маминых майонезов.

- Ну, чего ты к окну прилип? Иди вымой руки, - сейчас будем обедать.

Мама говорит по-прежнему сердито, но Клим, по одному ему известным приметам, догадывается, что она уже «отошла». Так быстро? С чего это? Обычно, если проштрафишься, «сердитость» продолжается три - четыре дня, а тут…

Клим подозрительно оглядывает маму: волосы причесала по-праздничному, лиловое платье надела; это платье она надевает, когда кто-нибудь приходит в гости…

- Ты что, оглох, Климочка? Я же сказала: иди мой руки. И лицо вымой.

Клим задумчиво идет на кухню, мылит руки. В прихожей раздаются два звонка. Может, это Инна Андреевна к маме?

Когда Клим, вытираясь на ходу, вбежал в комнату, он увидел… милиционера.

Ещё новости!.. От удивления Клим чуть не выронил полотенце. А милиционер ни капельки не удивился. Он протянул Климу свою большую руку и сказал: