Иван Падерин - Сквозь огонь

Пустые улицы и переулки то и дело перебегали кошки и собаки. Они не обращали внимания ни на что, как-то дико обнюхивали углы и, не находя приюта, шли подле заборов к Волге.

К удивлению Кости, ворота зоопарка оказались открытыми. Он прошел к пруду, но там уже никого не было: ни медведей, ни львов. Их куда-то увезли вместе с клетками. В птичнике тоже было пусто. В тех секторах, где жили фазаны, куропатки и стрепеты, хозяйничали воробьи. Недалеко от птичника стоял слон. Лениво покачивая хоботом, он, кажется, был доволен тем, что остался в одиночестве. Скучное и нескладное животное: смотри на него хоть два часа, как на стог сена, он и ногу не переставит.

И Костя собрался уже уходить, как вдруг заметил Вергуна. Голубь сиротливо сидел в углу пустой клетки.

— Вергун!.. — Костя вывернул карман, высыпал на ладонь крошки хлеба. Голубь, доверчиво подойдя к нему, с охотой начал клевать крошки.

«Какой смирный стал, совсем не боится меня! Под рубашку бы его сейчас… Пойдешь?!» — мысленно спросил Костя голубя и потянулся было рукой к нему, но в эту минуту за спиной послышались шаги. Оглянувшись, Костя встретился глазами с молчаливым, угрюмым сторожем. Спрятав руку в карман, Костя шагнул в сторону. «Надо уходить, а то еще подумает, что воровать пришел». И, не оглядываясь, вышел из зоопарка.

Выдался на редкость тихий и солнечный день.

Центр города, как нарочно, выглядел красиво. Многоэтажные здания, дворцы, скверы — все это было мило и знакомо Косте.

Кругом зелень, цветы. Возле Дворца пионеров, у фонтана, ковер живых цветов раскинулся пятиконечной звездой. Сколько красок — прямо радуга, не оторвешь глаз.

Где-то высоко-высоко загудели самолеты. Гул все усиливался. Но ослепительные лучи солнца не давали разглядеть, откуда они летят. Загрохотали зенитки, и все небо усыпали белые грибки. Вспыхнули и камнем повалились вниз два самолета, но гул моторов не прекращался.

Посыпались бомбы-зажигалки. Одна упала на мостовую и раскололась, как глиняный кувшинчик. И тут же из нее полезла белая, как сметана, шипящая масса с яркими брызгами огня. Костя кинулся было тушить, но в руках ничего не оказалось.

Рядом загорелся дом, затем второй, третий… Прошло еще немного времени, и пожар охватил всю улицу так, что уже нечем было дышать. Костя бросился в сторону заводского поселка, но не успел проскочить Коммунистическую улицу, как наткнулся на новую стену огня. Пришлось свернуть в переулок. Однако и тут было не лучше. Огонь, как птица с красными крыльями, перелетал с крыши на крышу и ронял горящие перья. Особенно яростно вихрился он над деревянными постройками.

Добежав до кварталов рабочего поселка «Красный Октябрь», Костя остановился. Вой сирен и бомб, гул моторов и сплошной треск зениток, тревожные гудки тонущих пароходов то и дело заглушались громовыми раскатами взрывов. От каждого взрыва содрогалась земля. Она, казалось, стряхивала с себя здания. Валились стены, обнажались квартиры…

Клубы красной кирпичной пыли, смешанные с огнем, катились вдоль улиц. А над городом все гудели и гудели самолеты. Но сквозь огонь и дым нельзя было разглядеть, что делалось в небе.

Справа, недалеко от заводской ограды, взорвались сразу три бомбы, потом слева — целая дюжина, и Косте вдруг показалось, что его, как пылинку, подхватит взрывная волна и унесет, кто знает куда.

Кинувшись вперед, он упал. Мимо пробежали мужчины, они не заметили или просто не обратили на него внимания. Поднявшись, Костя с горечью посмотрел им вслед. В то же мгновение его сильно тряхнуло, и он ударился о стенку.

Очнувшись, Костя долго не мог понять, где находится, почему так душно и зачем он порвал на себе рубашку.

Черные тучи дыма клубились над улицей. Шумел пожар. Все еще гудели самолеты, визжали бомбы. Земля по-прежнему вздрагивала и качалась.

Поднимаясь, Костя почувствовал под рукой книги. Теперь их некому сдавать…

Еще не зная, куда идти, он сделал несколько шагов. То ли ветер такой сильный, то ли земля стала зыбкой, но его качало. Он едва держался на ногах. Ботинки прилипали к асфальту, расплавленному пожаром.

Свою улицу он нашел лишь к вечеру.

Но где же дом?

От него осталась только печка, да и та сгорбилась, съежилась. Обгоревшая кровать отца прогнулась, никелированные дуги потускнели. На том месте, где рос тополек, чернел маленький обуглившийся комель.

У крыльца, на каменной плите, стопкой лежали книги, приготовленные к погрузке. Они, казалось, не поддались огню. На тисненых корешках можно было прочитать названия. Но едва Костя дотронулся до корешка верхней книги, вся стопка рухнула и превратилась в пепел. Костя робко попятился, боясь, что и земля тоже рассыплется под ногами. И вдруг закричал: