Сергей Ауслендер - Много впереди [Повесть]

Сзади тряслась борода дяди Васа, а там дальше все знакомые из третьей роты.

Кольку и Мотьку вечером отправили в деревню и строго наказывали на позиции больше не соваться, хоть и молодцы они и в приказе о них будет объявлено, а все же не ребячье это дело под пулями болтаться.

Усталые и гордые возвращались Колька и Мотька — своего добились, на позициях побывали, многого насмотрелись, а насчет запрета не очень-то думали, все равно еще убегут.

Вместе они забрались в избу, где вещи третьей роты сложены, поужинали хлебом, повспоминали, что за сегодняшний день видеть пришлось, и улеглись рядом на Колькиной шинели.

У, как приятно ноги и спину расправить после стольких хлопот. Но спать им пришлось недолго.

Первый вскинулся Мотька. Дрожала вся изба, вот-вот грохнутся темные стены, а в окна молния синяя ударяла, далеких отсветов.

— Вставай, — затормошил Мотька Кольку…

Тому долго просыпаться не хотелось, так пригрелся, такие сны видел ласковые, милые — мать, отца, Катю, малышей, все такое знакомое.

Наконец продрал глаза, приподнялся, сразу не мог понять, что случилось.

— Вишь, как жарят, — бормотал Мотька. — Началось видно горячее дело.

Вышли на двор. Гудело все кругом, будто земля хотела расколоться. Небо черное, а там за болотом, за лесом, вспыхивало синее пламя и погасало, и снова вспыхивало.

Ребята забрались на крышу погребицы и сидели смирно, тесно прижавшись друг к другу.

— Скоро по деревне жарить начнут, тогда в подполье лезть надо, — сказал Мотька деловито — видно все это знакомо ему было.

Колька чувствовал себя с Мотькой спокойнее — тот может защитить и научить.

Но по деревне стрелять не стали, а вдруг замолчало все, потемнело, будто заснуло, будто никто этой темной ночью и не просыпался.

Но ребята продолжали сидеть на крыше, как петушки на насесте. Чего-то ждали. И дождались.

Раздался топот коней все ближе, ближе, вот уже по улице кто-то пробежал. Голос обозника Пахома что-то прокричал, опять все замолчало. Потом затопали кони по улице.

— Ляхи, — шепнул Мотька, и обоих, как ветром, сдуло с крыши.

— Что-то теперь— будет, зашептал Колька.

— Молчи! — Мотька крепко дернул за руку, потянул за собой, за сарай на огород. Там, между дальних грядок прилегли, отдышались, хотя кто в темноте их и разглядел бы.

— Как же это случилось? — начал Колька, не мог понять, не мог поверить.

— Как, да как, дурья голова, — рассердился Мотька, — очень просто перебили наших или в плен забрали. Нам теперь тоже ухо востро надо держать. Мальчишки выдадут. Нас за шпионов возьмут, тогда конец. Будем в местечко пробираться, я дорогу помню, там о наших узнаем. Звезду-то ты с фуражки сдери, увидят.

Не сразу послушался Колька, но Мотька так строго приказал, что вздохнул и послушался.

Дрожали пальцы, когда сдирал звездочку с фуражки, но бросить ее не мог, потихоньку, чтобы Мотька не заметил, сунул ее под рубаху.

— Ну, лезем, — скомандовал Мотька.

Перелезли через забор и по задам покрались потом на дорожку полевую вышли.

Мотька остановился, прислушивался, присматривался — все тихо было кругом, только из деревни громкие голоса иногда доносились.

Мотька шел быстро и уверенно, как по хорошо знакомой дороге. Чтобы легче идти, сняли сапоги и повесили за плечи.

Шли полем, потом лесом, опять полем. Начинало светать. Розовело нежно небо, птицы радостно по-утреннему верещали.

Колька будто ничего не чувствовал, не помнил, даже когда Мотька спросил, не устал ли, не знал хорошенько, устал или нет.

Надо идти куда-то, поскорее дойти и узнать что-то. А что и сам не знал.

Вспомнил Мотька досадливо, что хлеба не захватили — целый каравай в избе остался, только тогда немножко засосало под ложечкой, но пояс подтянул покрепче, и опять зашагали.

Наконец, выкатилось солнце румяное, веселое, сразу пригрело, приласкало.

Ребята свернули с дороги, присели у душистого недавно скошенного стожка сена.

— Да, вот какая штука, — сказал Мотька — который раз так бывает, то ляхи, то красные. Не ждешь, не гадаешь, раз и готово. Ну, да в местечке у меня знакомые есть. Я три раза по этой дороге бегал. Если наших в плен взяли, мы узнаем, а потом пообживемся и к красным убежим. Хорошо, что мы ребята, на нас больно внимание не обращают.

Слова Мотьки такие спокойные и рассудительные обнадеживали Кольку, да и солнце так радостно светило, кузнечики трещали в траве, цветы краснели и голубели, — не может, в самом деле, все кончиться горем. Отдохнули и пошли веселее.