Валентина Путилина - Журавка. Радугань

Идут беженцы, крадутся осторожно. Заходящее солнце слепит глаза.

Идут беженцы, прислушиваются к шорохам.

Вдруг Егорыч уловил равномерный топот. Мигом скользнули все в орешник, затаились. Солнце мешает рассмотреть, кто там скачет. Свой, чужой? На пригорке вырисовывается силуэт всадника на коне. Но вот всадник оказался в тени. И Егорыч распознал его — знакомый партизан из соседнего отряда. Тот тоже узнал лесника, остановился.

— Ждите темноты, — посоветовал он. — Сейчас техника немецкая двинула. Не пройти по большаку.

Партизан попрощался и ускакал догонять отряд. А Егорыч поспешно увел всех от дороги, глубже в заросли, чтобы не натолкнуться на врага. Вскоре загрохотала, зашумела дорога, быстрым ходом двинулись танки. Подскакивали на ухабах машины с прицепленными орудиями. С воем кружили самолеты, выискивая жертвы.

Так и не удалось этой ночью пробраться к острову. Пришлось дожидаться следующей ночи. Сидели тихо, зябко вздрагивая от холода. К рассвету решили зажечь костры, сварить из отрубей кашу.

Егорыч вышел на разведку и тут же вернулся.

— Гаси костры! — приглушенно приказал он. — Немец поблизости. Скрываться надо. Да чтоб без звука!

Быстро погасили костры. Совсем рядом проходили немцы. Кто-то из них затянул песню, для храбрости наверное. Боязно немцу в партизанском лесу. Потом голоса удалились. Стало тихо. Потому, видно, все вздрогнули, услышав неожиданно плач Антоши, он показался громким.

— Ты что, Журавка? — встревожился Егорыч.

— Ой нога, ой! — запричитал Антоша и, скорчившись, упал.

Поспешно он срывал горстями влажную от утренней росы траву и прикладывал к ноге.

— Да что с тобой? — испуганно переспрашивал Егорыч.

Он наклонился, осмотрел Антошину ногу и тут только увидел, что она сильно обожжена.

— Я наступил, — показал Антоша на тлеющий костер.

Костер загасили, да не до конца. Оступившись, мальчик попал босой ногой в горячую золу с непогасшими углями. Несдобровать бы никому, закричи он в тот момент. По крику немцы сразу обнаружили бы прятавшихся людей. И Антоша не крикнул. Он упал и стряхивал рукой приставшую горячую золу. А потом все прикладывал траву, чтобы прохладой утишить боль.

Бабка Степанида участливо посмотрела на него и проговорила:

— Дитя малое, а сила великая в нем.

И все подивились Антошиному мужеству.

Кудеярцы дождались ночи. На выручку им пришла сама природа. Запрятала поглубже в тучи большую луну, потому что была бы она сейчас только на погибель беглецам. Им темь непроглядная нужна, чтобы проскользнуть мимо преследователей.

Зато немцев такая ночь пугала. Они стреляли светящимися пулями. Вверху, будто электрические фонари, повисали ракеты. То и дело поднималась стрельба. Так, без всякой цели, лишь бы не было тишины.

Ненадолго все смолкло. Казалось, даже деревья сдерживают дрожь и напряженно тянутся в небо верхушками, словно вглядываются окрест.

— Ну, пошел! — тихо командует Егорыч.

— Пошел! Пошел! — вполголоса передается по цепочке.

Идут люди, пригибаются к земле, у нее ищут защиты. Перебрались через дорогу. Впереди открытая поляна. Пересечь бы ее, а там густые заросли — и в безопасности. Там остров, недоступный врагу. Но не успели. Взвилась и будто повисла на невидимой проволоке ракета-фонарь. Дети и взрослые упали, прижались к земле, притаились за торчащими пнями. И снова темно. Только светят безопасно и холодно гнилушки, словно тысячи маленьких светлячков.

— Пошел! — все так же тихо командует Егорыч усталым людям.

Молчаливая толпа тяжело дышит, торопится. Но вот и спасительный кустарник. Он царапает руки, рвет одежду. Пробираться через него трудно. Надо дожидаться рассвета.

А на рассвете двинулись дальше. Шли медленно, равнодушные к опасности. Егорыч держит на руках раненого Димитрушку. Следом трудно переступает Антоша. В обожженную ногу впиваются сухие ветки. Он вскрикивает от боли, но сразу умолкает, пока вновь не зацепится за корень или дерево.

Идти становится все труднее. Под ногами дрожит неустойчивая стежка, сквозь траву просачивается вода. Антоша прыгнул с кочки на другую, но сорвался. Густая жижа сразу потянула к себе. Он закричал охрипшим от ужаса голосом. На помощь бросился Егорыч. Мигом вырвал его у засасывающей трясины, поставил на сухое место и после не отпускал от себя, крепко держа за руку.