Дмитрий Ищенко - В поисках мальчишеского бога

Я понимал, как волнуются наши родители. Поэтому, услышав шум двигателей — а до маяка оставалось ещё километра два, — тут же достал из рюкзака ракетницу — настоящую, хоть и не новую. Её дал мне отец, когда мы только приехали, сказав:

— Если что, стреляй. Это знак просьбы о помощи.

— А если никто не увидит и не придёт? — спросил я.

— Здесь так не бывает. Обязательно увидят и придут.

Я поднял ракетницу над головой, зажмурился и нажал на спусковой крючок. Не с первой попытки, но всё-таки он поддался. Ракета, зашипев, взметнулась вверх красной полосой.

Минут через семь к нам подъехал БТР. На борту сидели наши отцы и морпехи, которых я уже видел. Несколько часов они искали нас, и вот мы наконец-то нашлись.

Что и говорить, досталось нам тогда! Но, как ни крути, за дело.

— Вы нарушили всё, что можно! — гремел мой отец, когда мы сидели на кухне и ели по второй тарелке жареной картошки.

— Ушли и никому ничего не сказали! — подхватывал Мишкин папа.

— А если бы не этот люк, что бы вы делали?!

— Мы бы вас никогда не нашли!

— Вы не подумали ни о себе, ни о нас!

— Это верх безответственности — перед собой, своими жизнями и перед нами!

Нас распекали вдоль и поперёк. Причём совершенно справедливо. Ну а мы и молчали, потому что были полностью согласны.

Рядом молча стоял морпех. Он мне сначала не понравился, когда подстрелил оленя, а тут выяснилось, что это он поднял шум, когда на его участке неизвестные проникли в командный пункт времён Великой Отечественной войны:

— Парни, запомните навсегда: в мужской жизни все правила написаны кровью и горьким опытом. За ними — судьбы сотен людей. Вы уже не дети, должны понимать, что игры заканчиваются, когда речь идёт о человеческой жизни и безопасности. Своей или чужой! Нарушать правила — это очень большая ответственность, которую человек берёт на себя. Сто пятьдесят раз подумай, прежде чем сделать. И если есть возможность не нарушать — не нарушай. Это как правила дорожного движения.

— Понятно? — спросил отец.

Всё было верно. Мы молчали. И лишь в конце ужина встали с понурыми головами:

— Простите, пожалуйста…

Все молчали.

— Идите спать, — сказал отец.

Мы с Мишкой легли на соседних кроватях. Его оставили у нас, перевязали ногу, и сейчас он чувствовал себя лучше.

Даже не знаю, кто из нас с Мишкой уснул быстрее — он или я. Добрались до кроватей, тихонечко легли на них, вытянули ноги и… И всё — больше ничего не помню. Только то, что сон был глубокий и настоящий. Но это я почувствовал уже на следующее утро.

Через пару дней на Северном флоте начались учения — настоящие, большие. Мы регулярно слышали гул техники где-то на соседних сопках. На горизонте в океане то и дело появлялись силуэты боевых кораблей. Иногда в небе пролетали самолёты. Мы задирали головы, а спустя несколько секунд — так быстро летали истребители — возвращались к своим занятиям.

Вообще-то ко всяким военным делам я отношусь спокойно. При виде оружия в обморок от восторга не падаю, да и особого желания возиться с ним у меня нет. Думаю, это всё-таки не моё. Но Мишка от уханья орудий воодушевился. И настоял, чтобы мы посмотрели, чем там занимаются военные.

Мы прошли примерно километр в сторону полигона, пока нас не остановили морские пехотинцы. Это оказались уже знакомые ребята с офицером. Только сейчас я прочитал надпись на его нагрудном шевроне: «Палицын С. М.». Он проследил за моим взглядом и улыбнулся:

— Сергей меня зовут, Сергей Михайлович.

Выяснилось, что идти дальше нельзя: опасно. Но отсюда ничего не увидишь. Офицер понимающе посмотрел на кислую физиономию Мишки и неожиданно предложил:

— А пострелять хотите?

Я отрицательно покачал головой. Зато Мишка, наоборот, охотно согласился.

Морпех усмехнулся.

— Вообще-то мужчина должен уметь с оружием обращаться, — непонятно кому сказал он. То ли мне, с осуждением, то ли Мишке, в поддержку.

Мишка охотно шагнул вперёд и решительно протянул руку, чтобы взять автомат. Я пододвинулся к нему.

— Подождите, — опять улыбнулся военный. — Прежде чем стрелять, краткий курс теории.

И вместо ожидаемого мною рассказа про то, как надо целиться, — как в тире, когда покупаешь десять пулек, — заговорил совсем о другом. Он сел у бэтээра и поставил автомат себе на колено.

— Оружие — сложная вещь. Я говорю не о конструкции, а о смысле. Оно, конечно, несёт смерть. Но ведь то же самое можно сказать о чём угодно. Даже о чувствах, которые могут ранить и порою даже убить. Но оно может и защитить, спасти. А значит, весь вопрос в том, ради чего его используют. Это самое главное. Вот поэтому я всё-таки думаю, что оружие в руках настоящего мужчины — это прежде всего ответственность. Оружие опять же может быть разным: карандаш, которым ты пишешь письмо или статью, или компас, с помощью которого принимаешь решение о выборе курса корабля, везущего сотни людей, или скальпель хирурга, и так далее. За всем этим — ответственность. Мужчиной становится тот, кто готов брать ответственность на себя и принимать правильные решения.