Толстый мальчик с серьёзной физиономией шагнул вперёд и заговорил:
— Гошка сказал Гапару, что раз двойку схватил, на выставку картину не примут. Он и черканул…
— Он всегда так делает? — спросил художник.
— Неравнодушен он к рисованию, — ответил учитель.
— Это видно, — проговорил художник, внимательно рассматривая картину.
— Гапар в саду сидит, рисует, — выпалил Медербек, показывая пальцем в окно.
Все, кто был в комнате, повернулись к окну.
— Удивительно! — заговорил художник. — Упорство какое. Для начинающего это хороший признак. Интересно, что он рисует? Неужели опять чубатого мальчугана?! Это вдвойне положительно… так настойчиво добиваться совершенства в рисунке. Интересно, пойду посмотрю! — И он торопливо вышел из комнаты.
Гапар сидел неподвижно. Он не слышал осторожных шагов у себя за спиной. Художник приблизился к рисовальщику, и сердце у него забилось учащённо: что он сейчас увидит? Рука мальчика двигалась над бумагой всё быстрей и быстрей: из-под карандаша молниеносно появлялись крупные завитушки большого чуба.
В новом рисунке было нечто такое, что приковало взгляд художника. Он подался вперёд, его тень упала на альбом и накрыла изображение. Мальчик, вздрогнув, обернулся. Художник ласково обнял его за плечи. Гапар вспыхнул. У него покраснели уши, а лицо пылало от смущения: он давно отвык от ласковых объятий. Его настроение передалось художнику. Леонид Леонидович прижал Гапара к своей груди и спросил:
— Ты хочешь стать художником?
— Да. Очень… — радостно закивал головой Гапар.
— В таком случае будем вместе трудиться, — сказал Леонид Леонидович и задумчиво про себя произнес: — Из него выйдет художник…
В самых глухих и труднодоступных местах — в скалистых ущельях с грохочущей рекой, в горах на джайлоо, в далёких степных аилах — можно было часто наблюдать как два неразлучных спутника, — один высокий, другой — маленький, бродили с заплечными мешками, в которых лежали альбомы, этюдники да скромные запасы провизии…
Так рождался талантливый художник Киргизии.
По козьей тропке через колючий кустарник пробирался маленький мальчик. Непроглядная мгла окружала его. Где-то совсем рядом тихо журчал ручеёк. Глухо и одиноко отдавались шаги в узком ущелье. Малыш часто оглядывался. Не гонятся ли за ним?.. Но всё вокруг дышало только холодом, сыростью и неизвестностью. Изредка откуда-то доносился жалобный писк, который нагонял на маленького беглеца тоску и страх.
Из-за туч выглянул рог молодого месяца, отразился на мгновение в небольшом прозрачном водоёме с песчаным дном и снова скрылся. Место оказалось знакомое. Мальчик пробрался сквозь побуревшую заросль и, приподняв лозу дикого винограда, очутился в неглубокой пещере, которую обнаружил однажды, когда ему пришлось пасти здесь байских коз.
Он лёг на каменный пол, заложил руки за голову. Знобило. Старый, весь в клочьях, с полуоторванными рукавами, армяк не согревал; дрожь пробегала по всему телу, которое было в крупных ссадинах и рубцах, образовавшихся от ударов камчи. Превозмогая боль, он повернулся на бок, свернулся клубочком.
Невыносимо трудно было лежать на холодном, как лёд, полу, далеко от родных в эту страшную, полную беспокойства и тревог тёмную ночь. Но это был сын кочевника, внук охотника, — людей, привыкших к одиночеству, терпению и невзгодам.
Крепко стиснув зубы и затаившись в одной позе, прислушивался он к унылому шелесту осенней листвы да завыванию ветра, гуляющего где-то в вышине над ущельем.
В его сознании всплывали невесёлые воспоминания о том, как он остался сиротой после смерти родителей, о том, как, полуголодный, босоногий, он день и ночь работал в байской семье, и о том, как жестоко бил его бай за всякую мелочь.
Много лишений претерпел сирота в батраках: каждая заплесневелая корочка хлеба, каждая обглоданная кость, брошенная через плечо, точно собаке, — все объедки были посолены попрёками хозяев-богачей.
Сотни раз намеревался мальчик уйти от безжалостного и кровожадного бая. Но куда идти?!
Вчера случилось то, что заставило его бесповоротно принять решение.
Как и всегда, утром рано бай ударом пинка разбудил маленького батрака, закричал:
Читать дальше