Куда даже беркут не сядет, летая
Над голыми глыбами горного сланца.
Мальчик смолкает и долго сидит в задумчивости, затем, взъерошив волосы, склоняется над бумагой, строчит одну строку за другой, перечёркивает, снова пишет.
Спустя час Муса в радостном возбуждении вскакивает на ноги и в пустоту ущелья начинает громко читать.
Скала есть в Боомском ущелье такая,
Куда человеку вовек не взобраться,
Куда даже беркут не сядет, летая
Над голыми глыбами горного сланца.
Скала есть крутая в Боомском ущелье,
И надпись на ней…
Это чьими руками
По чёрному камню написано — Л е н и н,
Под звёздами самыми, над облаками?
Муса смолк и услышал позади себя шорох, обернулся. За краем скалы что-то мелькнуло. Заглянул туда — никого нет.
Из долины донеслась дробь барабана: это пионерская дружина выстраивалась на линейку.
«Пора идти», — решил Муса и, свернув в трубочку тетрадь, подошёл к небольшой нише в скале, отодвинул камень, закрывающий отверстие. Это было место хранения его заветной тетради — там хранились его стихи, написанные втайне от всех друзей. Показывать кому-либо он стеснялся — ещё засмеют! Подумаешь, поэт нашёлся!
«А что, если прочесть сегодня вечером одно-два стихотворения, — в раздумье остановился Муса, — выдам их за чужие. Что скажут?!. Ведь интересно… Нет! Догадаются».
И Муса всунул тетрадь в отверстие и задвинул камнем.
Затем, насвистывая себе под нос весёлую песенку, он пустился вскачь по каменистому склону вниз, точно молодой элик.
А как только он скрылся из вида, на площадке появились два мальчугана: один был высокий, облепленный с головы до ног конопушками, другой — поменьше с торчащими во все стороны волосами. Это были председатель отряда и звеньевой первого звена, в списке которого числился Муса.
— Вот так-так! — озадаченно воскликнул высокий мальчуган.
— Здорово! — подтвердил меньший. — Давай посмотрим… — И он быстро извлёк из отверстия тетрадь. Открыв первую страницу, он встряхнул шапкой всклокоченных волос и начал:
Детдому
Под щедрый кров он издавна берёт
Детей. Растит и учит их с любовью.
…Спасибо, старый дом — отец сирот,
И я ведь под твоею вырос кровлей.
— Вот так-та-ак! — опять воскликнул высокий мальчуган. — О нашем доме… Не плохо.
Второй мальчик почесал затылок и вдруг решительно сказал:
— Знаешь что. Давай снесём тетрадь в редакцию, что там скажут.
— Без него?.. — удивился председатель отряда.
— Ну да!
— А вдруг он…
— Пока не ответят, мы его будем задерживать, дадим какое-нибудь задание, вот и всё.
План был принят, и мальчики, читая стихи на ходу, двинулись в путь. Это были первые читатели будущего талантливого киргизского поэта.
Несколько дней спустя, радостный и возбуждённый, Муса карабкался по каменистому склону вверх. Соскучился по этим местам. Все эти дни так много было дел — еле освободился!
Вот и давно знакомая гранитная скала, на ней площадка, которую он посещает так давно. Здесь ему был знаком каждый выступ, каждая трещина и чуть ли не каждый камушек.
Взобравшись на площадку, Муса первым делом хозяйским взглядом окинул всё вокруг — не изменилось ли чего — и, легко вздохнув, открыл отверстие, и вдруг… — Что это? Вместо его заветной тетради в углу ниши лежала свежая газета.
Муса, ничего не понимая, схватил её, развернул, между первой и второй страницами лежала записка. В ней было написано:
«Муса-поэт! Не беспокойся за свою тетрадь, она вшита в дневник «История нашего детдома». Там она будет всегда. Редактор районной газеты посоветовал нам так сделать. В этой газете прочтёшь своё первое стихотворение. Не обижайся на нас. Твои друзья».
Сердце Мусы забилось часто-часто. Неужели всё это правда!? Он расправил газету, и глаза его забегали по заголовкам…
— Ура! — вдруг вырвалось у него из груди. — Муса Джангазиев. Это я… — и пустился по площадке в пляс. А через минуту, стоя на краю ущелья, громко, с выражением, декламировал:
Отчизну я хочу поцеловать!
Взгляну на карту, — и в одно мгновенье
И городов её, и сёл цветенье
Забьётся в сердце, как стихотворенье.
Отчизну я хочу поцеловать,
Как к матери, прижаться к ней щекою
И, силою наполнившись земною,
Всегда идти дорогою прямою…
Читать дальше