Александр Неверов - Ташкент - город хлебный (с илл.)

- Прощай, Ташкент!

- Прощай, Лопатино село!

- Смерть!

Оторвутся Мишкины руки - вдребезги расшибется Мишкина голова.

Но бывает по-другому, когда умирать не хочется.

Не хотелось Мишке умирать.

Собрал он последние силы, натянул проволокой каждую жилу, ногами подножку нащупал. Изогнулся, опрокинулся спиной вниз, легче стало держать каменный отяжелевший зад.

- Теперь не упаду.

Обрадовался маленько, а с площадки человек смотрит сердитыми глазами. Что-то сказал, но колеса вагонные проглотили голос, смяли торопливыми стуками. Не понял Мишка, только поглядел жалобно на человека сердитого.

- Дяденька поддержи!

Смяли и Мишкин голос колеса вагонные, проглотили стуком, откинули в сторону мимо ушей. Долго глядел человек на повисшего Мишку, вспомнил инструкцию - не возить безбилетных.

- Пускай расшибется!

А потом (это уж совсем неожиданно) ухватил Мишку за руку около плеча, выволок на площадку. Поставил около сундучка с фонарем, сердито сказал:

- Убиться хочешь?

Мишка молчал.

- Чей?

- Лопатинский.

- С кем едешь?

- С отцом.

- А отец где?

- В том вагоне.

Оглядел человек суровыми глазами Мишку, отвернулся.

- Надоели вы мне!

Мишка молчал.

Сидел он около сундучка, вытянув ноги в больших лаптях, не мог отдышаться с перепугу. Ломило вывернутые руки, кружилась голова, чуть-чуть позывало на рвоту. Хотелось лечь и лежать, чтобы никто не трогал.

Опять прошло Лопатино в мыслях.

Выглянула мать голодающая, два брата и Яшкино ружье на полу. Тряхнул головой Мишка, чтобы не лезли расстраивающие мысли, равнодушно отвернулся от давнишней печали. Никак не уедешь от нее. Мишка в Ташкент - и она за ним тянется, как котенок за кошкой. Хорошо, характер у него крепкий, плакать не любит, а то бы давно пора зареветь громким голосом. Выпало счастье от товарища Дунаева, опять потерял.

Лезут мысли нехорошие в голову, расстраивают Мишкино сердце, выжимают слезы из глаз.

Колеса вагонные дразнят:

Вынимает человек из сундучка хлебную корку, бережно обкусывает маленькими крошками, косится на Мишку. Мишка отвертывается.

- Куда едет твой отец?

- В Ташкент.

- Разве слаще умирать в Ташкенте?

- Чего?

- Так, ничего. Хлеба вам там припасли, растопырьте карман.

Стучат колеса.

Бегут от поезда степи киргизские - пустые, безводные.

Мелькают столбы телеграфные.

Не сидит воробей на них.

Не треплется мочалка на проволоке телеграфной.

Ни один мужик не проедет мимо насыпи по узенькой дорожке.

Степь огромная без деревень.

Пустырь без собачьего лая…

Только бугры высокие с синими головами, да воздух над буграми рекой переливается. Проскочит мимо будка разоренная, с выбитыми окошками. Бросится в глаза сорванная крыша, напомнит Лопатино, где стоят пустые голодные избы. Схватит тоска непонятная Мишкино сердце, сожмет в кулак, ниже опустится голова разболевшаяся.

- Много денег везет твой отец?

Это все человек мучает разными допросами.

Не хочется Мишке языком ворочать, надоело и хвастать каждый раз. Но как же ему доехать без этого? Все допытываются, перед всеми надо увертываться. Не увернешься - ссунут. Бросят котенком на самой дороге, выкинут в степь без людей и жилья, скажут:

- Жулик он! Нет у него ни отца, ни матери. Без билета едет и без пропуска.

Смотрит Мишка усталыми покрасневшими глазами, говорит спокойно, как большой настоящий мужик:

- Денег было много - утащили половину.

- Где?

- Карман на станции срезали.

Человеку становится весело.

- Значит, дурак, если свой карман проворонил!

- Неопытный! - вздыхает Мишка.

- А ты как отстал?

- Брюхо у меня заболело. Сел «на двор» маленько, а вагоны пошли. Отец кричит: садись скорее! - я споткнулся, ухватился вот тут, насилу удержался. Спасибо, ты мне руку подал…

- А если бы не подал?

- Тогда бы убился.

- Хлюст ты, видать!

- А ты, дяденька, кто?

Ночью пришлось слезать.

На станции горели фонари бледным светом.

В темноте копошились люди.

Двигались огромными толпами, толкая друг друга, тонули в криках, в тонких голосах плачущих ребятишек.

Лежали стадами, плакали, молились, ругались голодные мужики.

Точно совы безглазые тыкались бабы:

с закутанными головами,

с растрепанными головами.

Тащили ребят, на руках,

тащили ребят привязанных к спине,

тащили ребят, уцепившихся за подол.