Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности [сборник litres]

Гектор ничего не ответил, но спустился и последовал за тремя представительницами Совета старейшин, по-прежнему не отрывая глаз от земли. Бодлеры последовали за Гектором, и внутри у них все дрожало, пока они шли от дальнего квартала к центру, где повсюду сидели вороны, как и накануне, когда дети только прибыли в Г. П. В., у них все внутри дрожало от облегчения и радостного волнения, так как они считали, что Граф Олаф пойман, но вместе с тем дрожало от страха и нервного напряжения, так как их ужасала мысль, что его сожгут на костре. Наказание, установленное в Г. П. В. для нарушителей правил, напоминало Бодлерам о страшной гибели родителей, им не хотелось, чтобы сжигали кого бы то ни было, пусть даже самую подлую личность. Испытывать одновременно облегчение, радостное волнение, нервное напряжение и страх очень неприятно, и к тому моменту, как они дошли до ратуши, внутри у бодлеровских сирот все трепыхалось так, будто там махали крыльями вороны, те самые, которые копошились и бормотали повсюду, куда падал глаз.

Когда в животе у человека до такой степени трепыхается, хорошо бывает устроить короткую передышку, прилечь и попить какого-нибудь шипучего напитка. Но на это не было времени. Три представительницы Совета ввели детей в зал ратуши, увешанный портретами ворон. Там царило столпотворение, что в данном случае означало «толпились старейшины и горожане и что-то горячо обсуждали». Бодлеры обежали взглядом зал, ища Олафа, но все поле зрения заслоняли качающиеся вороноподобные шляпы.

– Пора начинать собрание! – провозгласил один из членов Совета.

– Старейшины! Займите свои места на скамье! Горожане, займите свои места на складных стульях!

Горожане разом замолчали и поспешили сесть, возможно опасаясь быть сожженными на костре, если они не поторопятся. Вайолет с Клаусом уселись рядом с Гектором, который по-прежнему молчал и не поднимал глаз, и посадили Солнышко себе на колени, чтобы ей было видно.

– Гектор, проведи капитана Люсиану и Графа на помост и начнем обсуждение, – приказал один из Старейшин, когда все расселись по местам.

– В этом нет никакой необходимости! – раздался начальственный голос откуда-то сзади. Дети обернулись и увидели капитана Люсиану и ее широко улыбающийся из-под забрала ярко-красный рот. – Я сама могу дойти до помоста. Как-никак я – начальник полиции.

– Это верно, – сказал еще один старейшина, и несколько сидящих на длинной скамье закивали своими вороньими шляпами. Люсиана зашагала к помосту, громыхая высокими черными сапогами по блестящему полу.

– Я горжусь тем, – гордо произнесла начальник полиции Люсиана, – что уже произвела первый арест на посту начальника полиции. Потрясающе, согласитесь?

– Правильно, правильно! – послышались возгласы среди жителей города.

– А теперь, – продолжала Люсиана, – познакомимся с человеком, которого мы все мечтаем сжечь на костре. С Графом Олафом!

И, сделав величественный жест рукой, Люсиана спустилась с помоста, прогромыхала в конец зала и стащила со складного стула какого-то испуганного человека. На нем был мятый костюм, порванный на плече, и пара блестящих серебряных наручников. Он шел босиком, и, когда начальник полиции Люсиана поставила его на платформу, дети разглядели у него на левой щиколотке вытатуированный глаз, в точности как у Графа Олафа. А когда он повернул голову и оглядел зал, оказалось, что у него всего одна бровь, как у Графа Олафа. Но дети увидели также, что никакой это не Граф Олаф. Ниже ростом, не такой тощий, под ногтями у него не было грязи и в глазах не было гадкого жадного блеска. А главное, Бодлеры сразу могли сказать, что это не Граф Олаф, точно так же как можно сразу сказать, что некто не ваш дядя, хотя и носит пиджак в горошек и кудрявый парик, какие всегда носит ваш дядюшка. Трое детей поглядели друг на друга, потом на человека, вытащенного на помост, и внутри у них все сжалось – они поняли, что сделали скоропалительный вывод относительно поимки Олафа.

– Леди и джентльмены! – провозгласила Начальник Полиции. – А также сироты! Представляю вам Графа Олафа!

– Вовсе я не Граф Олаф! – запротестовал мужчина. – Меня зовут Жак, я…

– Молчать! – приказал один из Старейшин наиболее злобного вида.

– Правило номер девятьсот двадцать категорически запрещает говорить стоящему на помосте.

– Сожжем его на костре! – послышался голос, и дети, обернувшись, увидели мистера Леско, который встал с места и указывал на дрожащего от страха человека. – Мы давно никого не сжигали!