Александр Мандругин - Мальчишки из Нахаловки [Повесть]

— Горим! — глухо донесся сквозь двойные рамы ее крик. Гусаков вскочил, бросился в соседнюю комнату. Тут же попятился, а за ним, медленно расползаясь по всему дому, тянулись клубы дыма. Гусаков схватил тяжелый дубовый стул и ударил им по окну. Затрещала рама. Максим отпрянул от окна и скрылся за углом. Распахнулись ставни, гусачиха высунулась в окно и завопила:

— Спасите, горим!

Захлопали двери, заскрипели калитки, народ бежал к Гусаковым. Первыми сбежались мальчишки.

— Ребятки, бегите скорее в мастерские, там есть телефон, звоните в пожарную команду, скорее, пожалуйста! — кричал Гусаков.

В это время раздался спокойней голос кучера:

— Да ничего не горит. Должно, трубу завалило.

Через несколько минут Гусаков с Гусачихой, плотно закутанные в шубы, уехали в город: не ночевать же им в холодной, продымленной квартире.

Этот день начался необычно. Мимо Нахаловки по большаку скакали казаки. Вид у них хмурый, то ли от тонкого, ядовитого сиверка, то ли еще от чего. Ребятишки, как и в прежние времена, когда казаки по этой же дороге проезжали на маневры, встали вдоль дороги и начали просить:

— Казак, дай пулю!

Раньше кто-нибудь из казаков весело отвечал: «Приведи Акулю, дам пулю» или «А не хочешь ли дулю?». А сейчас казаки хмуро глядели мимо ребят и молча проезжали мимо.

На улицах Нахаловки собирались кучками рабочие. На всех лицах тревога и радостное возбуждение.

— Кобозев наступает, завозились казачки, — услышал Максим.

Откуда-то издалека донесся гул, словно небеса начали чудить, и среди зимы загремел гром.

— Во дают, держись казачки! — воскликнул молодой рабочий. — Значит, у Кобозева и артиллерия есть.

— А ты как думал? Дутова голыми руками не возьмешь.

— Под Сыртом идет бой.

— Так это же каких-нибудь тридцать верст. Глядишь, к ночи наши здесь будут.

— Вот бы нам сейчас в спину Дутову вдарить.

— Чем вдаришь-то, винтовок нет. С кулаками не пойдешь на пулеметы.

К вечеру артиллерийская стрельба стихла. Со стороны Сырта потянулись обозы раненых. Сопровождавшие их казаки шли с унылым и растерянным видом мимо собравшихся у дороги людей.

Вдруг из толпы выскочил дедушка Кожин. Звеня Георгиевскими крестами, прицепленными прямо к полушубку, он доковылял до переднего казака, взял его лошадь под уздцы и громко спросил:

— Из какой, казак, станицы?

— А тебе пошто знать надо?

— А надо знать, где водятся такие вот христопродавцы. На кого ты, сукин сын, руку поднял, на своих братьев!

— Не замай, дед, отойди, не доводи до греха.

В голосе казака не слышалось ни обычной решительности, ни угрозы, он скорее просил, а не приказывал.

Дедушка Кожин отпустил лошадь, но тут же поймал другую и снова задал тот же вопрос. Так он встретил нескольких казаков. Максим стоял рядом и обмирал от страха: что стоит какому-нибудь казаку перекинуть из-за спины винтовку и трахнуть в дедушку.

С конца обоза прискакал казачий офицер.

— Ты что здесь разглагольствуешь, старый? — закричал офицер.

А дедушка спокойно сказал:

— Ты, ваше благородие, не видишь, кто я есть? — и показал на кресты.

— Марш отсюда! Стрелять прикажу!

— Попробуй стрельни, — закричал кто-то из толпы, — мы те покажем, как стрелять!

Офицер дал шпоры, лошадь рванула, грудью сбила дедушку и, обдав его комьями снега, унесла офицера.

А вечером пришел Газис.

— Утром приходи к нам. Мой отец тебе дело даст.

— Какое дело?

— Будешь с нами углем торговать, — засмеялся Газис.

И в самом деле, когда Максим пришел рано утром к Абдулу Валеевичу, во дворе уже стояли сани, загруженные лубочными кулями с углем. Абдул Валеевич усадил Максима за чай.

— Чай есть — сила есть, нету чая — какой сила. Пей, брюхо тепло загоняй, — сказал он.

А когда напились чаю, Абдул Валеевич усадил перед собой Максима и Газиса и начал серьезный разговор.

— Вот какой дела, ребятки, я вам даю вот эта штука. — Абдул Валеевич положил на стол пачку листовок. — Вы прячете сюда, сюда. — Он залезал руками за пазуху, в рукава, в валенки. — Когда мы пришел базар, вы идете по базар. Там казаки торгуют молоком, кой-чем. Ты подходишь к возу и тихонько суешь бумажка на воз, под солома. Тихонько ушел другой воз. И пошел. Так всем казак. Понятна?

— Понятно, дядя Абдул.

— Тулька смотри нада, хорошо смотри. Ушка на макушка, глаза и тут и на затылке. Попадешь, уй как плоха будет.