Олег Добровольский - День славы к нам идет

Марселец замолчал и опустил голову. Все с интересом и волнением слушали его рассказ. Николетта сидела на деревянной скамеечке Поля и не сводила глаз с отца. Франсуаза вздыхала и всхлипывала. Симон ходил по комнате. Мадлен Флери, приехавшая навестить сына, хотя и спешила, как всегда, в театр, все же задержалась, чтобы дослушать до конца эту историю.

— Что же вы замолчали? — спросила она марсельца.

— Да почти все уже рассказал… Мы шли и распевали новую песню. Она очень нравилась жителям тех мест, где мы проходили. Они начинали подпевать, подхватывая ее… Товарищи мои танцевали фарандолу. Наконец на двадцать седьмой день мы пришли в деревню Шарантон. Там переночевали, а на следующее утро, вернее, в полдень вступили в столицу. Остальное вам известно…

— Об этом можно написать пьесу, драму, — задумчиво произнесла Мадлен.

— Возможно… В последнее время я начал размышлять о будущем, мечтать. Я мечтаю о новой Франции, где не будет разделения на богатых и бедных, не будет нищеты и несправедливости, голода и страданий, где навсегда воцарятся свобода и равенство, где все люди будут счастливы, будут работать, трудиться, жить по совести, по законам добра и братства, воспитывать детей и радоваться солнцу, свету дня, украшать землю делом рук своих и разума. Революция должна приблизить это время всеобщего благоденствия. И вот почему я прошел пешком пол-Франции и оказался здесь, в Париже. Я хочу защищать революцию, потому что она — это наше будущее, наша надежда, наш идеал. И готов отдать ради нее жизнь. Я выполню свой долг. Ведь мы рождаемся для того, чтобы совершить что-то хорошее, полезное, нужное, добрый поступок, деяние, подвиг, оставить след в памяти людей…

— Наши враги, — сказал Симон Левассер, — боятся федератов: и тех, кто находится в Париже, и тех, кто остается пока в лагере в Суассоне. Но особенно, Мишель, они опасаются марсельцев. Еще когда вы были в пути, роялисты старались вас оклеветать, очернить в глазах народа. Хотели запугать граждан. О чем они только не писали, какие только слухи не распускали! И что ваш батальон, все ваши восемь рот состоят из клейменых каторжников, бежавших из тюрем Тулона, и что многие из вас — разбойники, высадившиеся на побережье Средиземного моря… Уверяли, что, двигаясь на север, вы наводите на всех ужас, занимаетесь грабежами, хватаете все, что попадет под руку…

— Какое гнусное вранье! Что же касается того, что роялисты боятся нас, то для этого у них есть основание: они знают, что пощады им от нас не будет! Мои товарищи рвутся в бой! Нужно свергнуть короля с престола! Терпение народа иссякло. Король не оправдал доверия граждан. Больше ждать нельзя. Иначе будет поздно! Дальнейшее промедление может нас погубить…

— Патриоты настроены решительно. Вчера в церковь Воспитательного дома, где мы проводим общие собрания нашей секции, принесли связки пик. И мужчины быстро их разобрали.

— Хорошо, что граждане вооружаются. Настанет час, когда потребуются не только ружья и пушки, но и пики, ножи, дубины…

— И даже каминные щипцы? — спросила не без иронии Мадлен. — Правда, Симон?

— Конечно! Каминные щипцы — тоже оружие. Только ты, сестра, забываешь, что в домах наших кварталов нет каминов, а поэтому нет и каминных щипцов.

— А у меня есть камин! — весело, с вызовом проговорила актриса.

— Ну ты у нас аристократка!

— Я такая же аристократка, как ты — маршал Франции… Я не аристократка. Я актриса! И если понадобится, сумею выступить в роли маркизы или графини. Для меня это не составит труда. А сразу после этого сыграть роль прачки или рыночной торговки…

— И королеву могла бы изобразить? — подзадорил Мадлен брат.

— Марию-Антуанетту? Вполне! Надену богатое платье, приму горделивую осанку… Вот так…

И Флери, перевоплотившись в королеву, вскинула голову и обвела присутствующих холодным, Надменным взглядом.

— Ведь и вправду похожа на Австриячку! — поразилась Франсуаза.

— Похожа, — согласился ее муж. — Только, сестричка, не советую тебе выступать в этой роли. Тебя закидают тухлыми яйцами.

Все засмеялись.

— Мадлен, — сказал Симон Левассер, — ты легкомысленна, как все актрисы. Мы говорим о серьезных вещах, а ты…

— Может, мне хочется вас развеселить!

— Зачем? У нас и так хорошее настроение. Дела наши идут неплохо. Санкюлоты, члены секций, федераты объединяются для совместных действий. Мы — вооруженный народ, мы — сила!

— Марсельцы не подведут! — сказал Мишель Леблан. — Мои товарищи — напористые, отчаянно храбрые люди. На днях два наших солдата пришли в мэрию и потребовали, чтобы им выдали патроны, поскольку запас их в батальоне ограничен. Муниципальный офицер, к которому они обратились, медлил с ответом, и тогда один из них выхватил пистолет и приставил дуло к своему виску: «Патронов! И немедленно! Иначе я пущу в себя пулю!» Это сразу подействовало, и было дано распоряжение выдать батальону пять тысяч боевых патронов.