Шарон Крич - Две луны

А мистер Биркуэй открыл шкаф, достал дневник в жёлтой обёртке и прочёл:

Это мне и нравится в Джейн. Она очень умная, но не делает вид, будто умнее всех на свете. Она хорошо пахнет. Она милая. Мне с ней весело. Она милая.

У меня по рукам побежали мурашки. Я подумала: а вдруг Бен написал это обо мне? Но тут же вспомнила, что он даже не знал о моём существовании, когда писал дневник. В классе нарастал странный шум, никому не сиделось на месте. Кристи улыбалась, Меган улыбалась, Бет-Энн улыбалась, Мэри Лу улыбалась. Улыбались все девочки в классе. Каждая девочка считала, что это написано про неё.

Я осторожно обвела взглядом мальчиков. Алекс равнодушно глазел на мистера Биркуэя. И тут я увидела Бена. Он сидел, зажимая руками уши и уставившись в парту. Мурашки поднялись по моим рукам и уже добрались до шеи, а потом поползли вниз по спине. Это написал он, но это было написано не обо мне.

Мистер Биркуэй воскликнул:

– Ах, любовь, это жизнь!

Со вздохом он раскрыл следующий дневник и прочёл:

Джейн совсем ничего не знает о мальчиках. Она спросила меня, каковы на вкус поцелуи, из чего можно заключить, что она ни с кем не целовалась. Я сказала, что они на вкус как курятина, и она поверила. Иногда она такая тупая.

Мэри Лу Финни так и подскочила на месте.

– Тупая башка! – напустилась она на Бет-Энн. – У тебя мозги всмятку! – Бет-Энн молча накручивала на палец прядь волос. Мэри Лу продолжала: – Я вовсе тебе не поверила , и я знаю, каковы они на вкус, и вовсе не как курятина!

Бен нарисовал картинку с двумя целующимися фигурками из палочек. Над их головами висел пузырь со словами, как в комиксах, и в нём был нарисован цыплёнок и написано: «Ко-ко-ко-ко-ко!»

Мистер Биркуэй перевернул несколько страниц этого дневника и прочёл:

Ненавижу это занятие. Ненавижу писать. Ненавижу читать. Ненавижу дневники. И особенно ненавижу английский, когда учитель болтает о каких-то идиотских символах. Ненавижу этот идиотский стих про зимний лес, и ненавижу, когда все кому не лень начинаютрассуждать, что зимний лес символизирует смерть, или красоту, или секс, или то, или сё. Ненавижу это. Почему лесу не быть просто лесом?

Бет-Энн встала с места и сказала:

– Мистер Биркуэй, я ненавижу школу, я ненавижу книги, я ненавижу английский, я ненавижу символы, и особенно сильно я ненавижу эти идиотские дневники!

В классе повисла мёртвая тишина. Мистер Биркуэй смотрел на Бет-Энн долгую неловкую минуту, и за эту минуту он напомнил мне миссис Кадавр. На какой-то миг его глаза сделались в точности как у неё. Я испугалась: а вдруг он сейчас придушит Бет-Энн, но тут он улыбнулся, и его глаза снова стали глазами добродушного телёнка. По-моему, он её загипнотизировал: Бет-Энн медленно села. Мистер Биркуэй сказал:

– Бет-Энн, я отлично представляю, что ты чувствуешь. Отлично. Я в восторге от твоих слов.

– Правда? – спросила она.

– Они такие честные.

Да, вряд ли можно быть более честным, чем Бет-Энн, когда она признавалась учителю английского, что ненавидит символы, и английский, и идиотские дневники.

– Когда-то я думал точно так же, – сказал мистер Биркуэй. – Я просто не понимал, почему все поднимают столько шума из-за символов, – он подлетел к своему столу. – Хочу вам кое-что показать, – он принялся копаться в бумагах, в беспорядке разбрасывая их по столу. Наконец он нашёл какую-то картинку. – Ага, вот она. Потрясающе! Что здесь изображено? – спросил он у Бена.

– Ваза, – сказал Бен. – Разве не видно?

Тогда мистер Биркуэй положил картинку перед Бет-Энн, у которой был такой вид, будто она вот-вот зарыдает. Мистер Биркуэй спросил:

– Бет-Энн, что ты здесь видишь? – По её щеке скатилась слезинка. – Всё хорошо, Бет-Энн, что ты здесь видишь?

– Я не вижу никакой идиотской вазы, – ответила она. – Я вижу двух человек. Они смотрят друг на друга.

– Верно! – сказал мистер Биркуэй. – Браво!

– Я угадала? Браво?

– Как? – вскинулся Бен. – Каких два человека?

Я думала точно так же: «Каких два человека?»

Мистер Биркуэй сказал Бену:

– И ты тоже был прав! Браво! – И он обратился к классу. – Кто ещё видит здесь вазу? – Подняли руки примерно половина класса. – А кто видит два лица? – поднялись вверх остальные руки.

И тогда мистер Биркуэй показал, как мы могли видеть обе картинки. Если смотреть главным образом на белое пятно в центре, то скорее всего человек видел вазу. Если сосредоточиться на тёмных пятнах по краям, то скорее всего получались два лица. Каким-то удивительным образом изогнутые бока вазы превращались в два повёрнутых друг к другу профиля.