Шарон Крич - Две луны

– Кто это написал? – громко спросила Мэри Лу, красная, как рак. – Это ты, Кристи? Точно, я знаю, что это ты!

Кристи молча уставилась в парту перед собой.

– И я не повторяю «Боже!» каждые пять секунд! Это не так! И мне не суждено гореть в аду! Всемогущий – вот как я теперь говорю. Всемогущий ! Или Альфа и Омега !

Напрасно мистер Биркуэй пытался растолковать нам, что ему так понравилось в этом пассаже. Он сказал, что большинство из нас не подозревают, что наши слова, такие как «О боже!», могут оскорблять чувства других людей. Мэри Лу снова перегнулась ко мне и сказала:

– Он это серьёзно? Неужели он правда, честно и искренне верит, будто безмозглая Кристи может обидеться на то, что я поминаю Господа? Чего я, кстати, давно уже не делаю.

Кристи напустила на себя вид такой святоши, как будто сам Господь нарочно спустился с небес за её парту.

Мистер Биркуэй поспешно вытащил следующий дневник. Он прочитал:

Линда (Линды у нас в школе тоже не было) – моя лучшая подруга. Я рассказываю ей обо всём, и она рассказывает мне ОБО ВСЁМ, даже о том, чего я бы вообще не хотела знать. Как, например, что она ела на завтрак, или в чём спит её папа, и сколько стоит её новый свитер. Иногда всякие такие вещи бывают абсолютно неинтересны.

Мистер Биркуэй выбрал этот пассаж за то, что он показывает, что иногда даже самые близкие друзья могут выводить нас из себя. Бет-Энн демонстративно развернулась на стуле и пронзила яростным взглядом Мэри Лу.

Мистер Биркуэй перелистал ещё несколько страниц дневника и прочёл другой пассаж:

По-моему,Джеремия просто болван. Он всегда такой румяный и розовый, и волосы у него чистые и блестящие… и всё же он настоящий урод.

Я подумала, что сейчас Мэри Лу просто свалится со стула. Алекс залился слишком ярким румянцем. Он посмотрел на Мэри Лу так, словно она только что пронзила ему сердце раскалённым прутом. Мэри Лу пробормотала:

– Нет… Я… Нет, это совсем не то, что ты подумал, я…

Мистер Биркуэй выбрал этот пассаж за то, что он выражает противоположные чувства в отношении кого-то.

– Это уж точно, – сказал Алекс.

Зазвонил звонок. Сперва можно было услышать, как с облегчением вздохнули те, чьи дневники прочитать не успели, а потом все заговорили разом: «Эй, Мэри Лу, глянь, какая у Алекса розовая кожа!» и «Эй, Мэри Лу, и в чём таком интересном спит папа Бет-Энн?»

Бет-Энн стояла перед самым носом Мэри Лу и кричала:

– Я вовсе не болтаю без конца! И ты могла бы не говорить, что я рассказываю тебе обо всём, и единственная причина, по которой мы упомянули про моего папу, был тот наш разговор, как ты помнишь, про то, что мужские купальные костюмы удобнее женских, и… – И так она говорила и говорила без конца.

Мэри Лу пыталась пробиться на другой конец класса к Алексу, который был настолько розового цвета, насколько вообще мог быть.

– Алекс! – кричала она. – Погоди! Я написала это до того … погоди!

В общем, воцарилась страшная неразбериха. И я была только рада убраться оттуда подальше. Мы с Фиби снова направлялись в полицию.

На этот раз нас сразу пропустили к сержанту Биклю. Фиби шлёпнула на стол перед ним новое послание про воду из колодца, собранные ею в доме у миссис Кадавр волосы и, наконец, список «Дальнейших пунктов расследования».

Сержант Бикль мрачно посмотрел на всё это и сказал:

– Девочки, вы так и не поняли…

Тут Фиби прорвало.

– Вы идиот! – отчеканила она, сгребла со стола послание, волосы и свой список и промаршировала вон из кабинета.

Сержант Бикль вышел за нею, а я осталась ждать, потому что подумала, что он успокоит Фиби и приведёт её обратно. Я стала рассматривать фотографии у него на столе – те, что не смогла разглядеть в прошлый раз. На одной был сержант Бикль и миловидная женщина – наверное, его жена. На другой красовался блестящий чёрный автомобиль. На третьей фотографии были запечатлены сержант Бикль, та же женщина и парень – наверное, их сын. Я присмотрелась.

Я знала их сына. Это был наш псих.

Дедушка летел через Вайоминг, как на пожар. Мы стремительно вписывались в повороты извилистой лесной дороги, шурша шинами: спеши-спеши-спеши . Дорога, следовавшая долинами рек, вторила в унисон: скорей-скорей-скорей .

Было уже довольно поздно, когда мы добрались до Йеллоустона. Всё, что мы успели там посетить, – это горячий источник. Мы проехали по дощатому настилу между множества ям с булькавшей в них грязью (бабушка тут же выдала: «Па-даб-ду-ба!»)