Татьяна Русакова - Фея Бориса Ларисовна [Повесть]

— Подержи мне пакет, пожалуйста, — попросила учительница и положила в него тетради. — Поможешь мне донести до дома?

Юнька хоть и удивился, но кивнул. Конечно поможет. Он всегда маме помогает. Вон какой пакет тяжёлый. А ведь Бориса Ларисовна намного старше мамы.

— Ну вот и хорошо. Иди скорее в гардероб, одевайся. Твоей маме я уже позвонила, она разрешила.

Юнька снова посмотрел на неё удивлённо. Что-то здесь не то. Никто из ребят домой к Борисе Ларисовне ещё не ходил. Может, потому, что она всегда в школе тетради проверяла?

Лутиков даже про драку с Петькой забыл и постарался одеться побыстрее. Хорошо, что кроссовки на липучках, а то бы вдвое дольше провозился!

Бориса Ларисовна уже ждала его у выхода. Юнька взял у неё пакет с тетрадями, и учительница ему улыбнулась. Лутиков даже моргнул от неожиданности, такая необыкновенная оказалась эта улыбка! Бориса Ларисовна сразу перестала быть похожей на старуху Шапокляк. Конечно, морщинки никуда не делись, но ведь они добрые! Как Юнька раньше этого не замечал?

Лутиков думал, что они пойдут пешком, но Бориса Ларисовна повела его на остановку. Автобус подошёл быстро, а вот ехали они очень долго. Неужели она так далеко от школы живёт? Наконец Бориса Ларисовна поднялась и кивнула Юньке: пора выходить.

Лутиков с интересом огляделся — в этом районе он ещё не был. Двор ему понравился — большой, с хоккейной коробкой посередине. Лёд, конечно, уже растаял, но зимой тут наверняка классно! Немного робея, Юнька прошёл за Борисой Ларисовной к подъезду. Пакет с тетрадями становился всё тяжелее и иногда касался земли. Тогда Юнька торопливо перехватывал ручку и поддёргивал пакет повыше. Он так старался не запачкать его, что даже по сторонам не смотрел и не увидел, как на третьем этаже открылось балконное окно. А Бориса Ларисовна увидела, махнула рукой и подтолкнула Юньку к подъезду.

Она открыла замок магнитным ключом, и Лутиков несмело шагнул внутрь.

У лифта он попробовал вернуть Борисе Ларисовне пакет с тетрадями.

— Вот, — буркнул Юнька. — Я пойду. А то очень далеко. Ехать.

— Ничего, ничего, — улыбнулась учительница. — Не волнуйся, домой тебя отвезут. Только чаю попьём.

Лутиков пожал плечами и смирился. Тут и лифт подошёл.

— Нажимай, — попросила Бориса Ларисовна. — Третий этаж.

Свободной рукой Юнька нажал на кнопку. Рука немного тряслась. Юнька трусил, но крепился и мечтал, чтобы лифт подольше ехал. Но третий этаж — это тебе не двадцатый. Скоро лифт остановился и распахнул створки. Бориса Ларисовна слегка подтолкнула Юньку к нужной двери.

— Ну, стучи скорее, — поторопила она.

Лутиков посмотрел на неё недоумённо: разве своего ключа нет? Потом понял, что дома кто-то есть, и испугался ещё больше. Тогда Бориса Ларисовна сама постучалась, а потом толкнула дверь и весело сказала:

— Да тут открыто! Входи, Юня.

Лутиков вошёл и неловко пристроил пакет с тетрадями на полочку для обуви. В прихожей никого не было, а из комнаты доносились странные звуки. Как будто котёнок мяукал, негромко и жалобно. Бориса Ларисовна прислушалась и вдруг нежно улыбнулась.

— Снимай куртку, — сказала она и крикнула погромче: — Мы пришли!

— Уже? — весело ответил ей из комнаты удивительно родной голос, и Юнька, расстёгивавший куртку, замер. — Проходите сюда! Я с Туськой.

Ошеломлённый Юнька поднял глаза на Борису Ларисовну. Это что, правда, он не ошибся?! Но учительница как будто не заметила его взгляда, открыла дверь в ванную и крикнула в сторону комнаты:

— Сейчас, Елочка, мы только руки помоем!

В ванной висело полным-полно каких-то разноцветных простынок, только маленьких. Юнька удивился мимоходом: зачем так много маленьких, если можно одну большую? Но подумать об этом как следует не смог. Он сильно волновался. Бориса Ларисовна проследила, чтобы он хорошенько вымыл руки, вручила Юньке полотенце и тоже взяла мыло. Вот же ерунда какая!

— Ты иди, — улыбнулась ему Бориса Ларисовна. — Проходи в комнату.

Лутиков вышел из ванной, остановился и затоптался на месте. Идти дальше он боялся. А если ему только показалось? Юнька даже глаза зажмурил.

И чуть не пропустил главное. Его вдруг кто-то обнял, затормошил, и голос Елены Сергеевны весело сказал над ухом: