Лидия Чарская - Истории для девочек

И мой взор затуманился.

– Что это, слезы? – вскрикнула Вера Васильевна (так звали толстушку фельдшерицу), пытливо заглянув мне в глаза. – Нет, девочка, вы уж это оставьте, а то вы мне такого дела наделаете.

– Хорошо, – произнесла я, – я постараюсь сдерживаться от слез, но только пришлите сюда ко мне фею Ирэн.

– Фею Ирэн? – недоумевающе произнесла она. – Да вы, Господь с вами, никак бредите, княжна?

– Фея Ирэн – это Ирочка Трахтенберг. Где она?

– M-lle Трахтенберг еще спит, – заявила появившаяся на пороге Матенька и потом спросила у Веры Васильевны, можно ли мне встать сегодня с постели.

Та разрешила.

Я быстро принялась одеваться и через полчаса, причесанная и умытая, в белом полотняном лазаретном халате, точь-в-точь таком же, какой я видела на Ирочке сегодня ночью, входила в соседнюю палату. Там, перед дверцей большой печки, на корточках, вся раскрасневшись от огня, сидела Ирочка и поджаривала на огне казенную булку.

– Тсс! Не шумите, маленькая княжна! – остановила она меня, приложив к губам палец.

И я со смехом присела тут же подле нее на пол и стала ее рассматривать.

Она была уже не такая хорошенькая, какою показалась мне ночью. Утро безжалостно сорвало с нее всю ее ночную фантастическую прелесть. Она уже более не казалась мне феей, но ее большие светлые глаза, ее великолепные, светлые волосы и изящные черты невольно заставляли любоваться ею.

– Что вы так пристально смотрите на меня, княжна, – засмеялась девушка, – или не признаете во мне больше таинственной лунной феи сегодня?

– Нет, нет, Ирочка, совсем не то… Я смотрю на вас потому, что вы мне ужасно нравитесь и точно я вас знаю давным-давно!..

– Хотите жареной булки?

Я с большим аппетитом принялась за еду, обжигая себе губы и не сводя глаз с Ирочки.

За что я ее полюбила вдруг, внезапно – не знаю, но это чувство вполне завладело моим горячим, отзывчивым на первые впечатления сердцем.

В два часа приехал доктор. Он выслушал меня особенно тщательно, расспросил о Кавказе, о папе. Потом принялся за Ирочку. Кроме нас, больных в лазарете не было. Зато из классов их потянулась на осмотр целая шеренга.

– Франц Иванович, голубчик, – молила совершенно здоровая на вид, высокая полная старшеклассница.

– Что прикажете, m-lle Тальмина?

– Франц Иванович, голубчик, найдите вы у меня катар желудка, катар горла, катар…

– У-ух, сколько катаров сразу! Не много ли будет? Довольно и одного, пожалуй… – засмеялся добродушно доктор.

– Голубчик, физики не начинала… А изверг физик в последний раз обещал вызвать и кол влепить… Миленький, спасите!

– А если касторку пропишу?

– Брр! Ну, куда ни шло, и касторку выпью… Касторка лучше физики…

– А вдруг Maman не поверит, температуру при себе прикажет смерить? Что тогда? А? Обоим нахлобучка…

– Ничего, голубчик… температура поднимется, я градусник в чай опущу: живо сорок будет.

– Ах вы, разбойницы, – рассмеялся доктор, – ну, да уж что с вами делать… Только смотрите, чтоб в последний раз эта болезнь физики с вами приключилась, а то с головой выдам кому следует.

– Не скажете! – бойко отпарировала девочка. – Вы добрый!

Через минуту его громкий голос взывал по адресу Матеньки:

– Сестрица сердобольная, m-lle Тальминой потогонного приготовьте да в постель.

– Случай удивительный! – обратился он серьезно к стоявшей подле фельдшерице, смотревшей на него с подобострастным вниманием.

Тальмина, охая и кряхтя, как настоящая больная, ложилась в постель, а остальные давились со смеху.

И почти каждый день ту или другую девочку спасал таким образом добрый доктор.

Ирочке и мне было предписано остаться в лазарете на неопределенное время. Но я не огорчилась. Здесь было много уютнее, нежели в классе, да к тому же я могла отдохнуть некоторое время от нападок моих несправедливых одноклассниц. А по ночам я прокрадывалась в палату Ирочки, и мы болтали с ней до утра.

Об истории с пропавшей книжкой я не могла умолчать перед нею. Она внимательно выслушала меня и, нахмурив свои тонкие брови, проговорила сквозь зубы:

– Фу, какая гадость! – И потом, помолчав, добавила: – Я так и думала, что с вами было что-нибудь из ряда вон выходящее. Знаете, Нина, если они посмеют еще раз обидеть вас, вы придите ко мне и расскажите… Я уж сумею заступиться за вас…

«Заступиться? О нет, милая Ирочка, – подумала я, – заступиться вам за меня не придется. Я сумею постоять за себя сама».