Фрида Нильсон - Тонкий меч

— Почему ты это сделал?

Хёдер подтянулся и ответил, стараясь казаться взрослым:

— Потому что Хрув и Нэва поступили неправильно, когда присвоили их. И неважно, что говорит Боевое Перо. — В его желтых глазах мелькнули озорные искорки. — Ну и разозлились же они! Заявили, что не сомневаются: именно я взял мечи. Даже отцу на меня нажаловались.

— А что сказал твой папа?

— Что они, наверное, сами их куда-то спрятали. Что я нормальный мальчик и не стану воровать. — Он рассмеялся, но быстро снова сделался серьезным. — И это правда. Но ведь мечи ваши, так? Если вас освободят, я их вам верну.

— Освободят? — переспросил я. — Каким же образом?

— Не знаю.

Хёдер огляделся по сторонам — может, испугался, что сболтнул лишнего.

— Мне известно только, что мама часто разговаривает с Боевым Пером. Они засиживаются до ночи.

— А сейчас ночь? — спросил я.

Хёдер сглотнул. Казалось, ему было жаль меня, раз я даже этого не знаю.

— Сейчас день, — ответил он. — Капитан Копытач и Король Спарты поднимутся на Трехрогую вершину завтра. Мама решила устроить им там встречу. И вас с собой возьмет.

Трудно описать радость, охватившую меня при этих словах. Мы наконец выберемся на свет! От такой мысли у меня комок подступил к горлу. И неважно было, что нас дальше ждет.

— Не отчаивайся, — сказал Хёдер, заметив мои слезы. — Уже недолго осталось.

Он взмахнул крыльями, собираясь улетать, но я остановил его:

— Подожди, пожалуйста.

— Зачем?

— Здесь так темно и так… жутко. Никто к нам не приходит, понимаешь? Побудь еще чуть-чуть. Расскажи что-нибудь.

— О чем?

— О чем угодно. Расскажи… о крылатом стуле Господина Смерть.

Хёдер, казалось, не очень хотел говорить об этом. Он явно был смущен.

— Не знаю, что тут рассказывать…

— А ты его видел?

— Конечно. Много раз.

— Какой он?

— Хм… Он…

— Самый красивый? — подсказал я.

— Да, — кивнул он.

— Самый красивый и самый притягательный?

— Да.

— А когда летишь на этом стуле, — продолжал я, — то душа ликует и поет?

— Верно! — рассмеялся он.

— Ох, как мне хочется посмотреть на него! — признался я. — Он здесь, в Горном замке?

— Нет, он хранится в сарае Господина Смерть у него в саду. Но сейчас, насколько я понимаю, он в лесу у Харфа.

— Кто это?

— Ткач. Ведь обивку приходится менять после каждой поездки.

— Почему?

— Она очень нежная. Ее ткут из тончайших нитей, а нити сучат из седмичника. Эта ткань… Если даже просто не так на нее посмотришь, она может потерять блеск. Харф очень умелый мастер.

Хёдер снова напустил на себя важность и сделался похож на маленького старичка. Я подумал об этом Харфе, представил себе, как он ткет красивое блестящее полотно, обивает им крылатый стул, — и почувствовал что-то похожее на зависть. Я словно сердился на ткача, хотя никогда его не видел.

Хёдер будто прочитал мои мысли и сказал:

— Харф добрый. Я бывал у него вместе с отцом. Они иногда встречаются и пьют шиповниковый чай, а меня угощают печеньем с ореховой пастой. Харф всегда повторяет, что я не должен поддаваться Хрув и Нэве. У него есть считалочка… но такая глупая.

— Расскажи все равно, — попросил я.

Хёдер немного поколебался, а потом все-таки произнес:

Он потянулся и сказал:

— Ну, мне пора улетать. Завтра утром за вами придут. Мама распорядилась, чтобы собрались все гарпирии Горного замка. Такой переполох!

— И ты тоже там будешь?

— Нет. Мы, дети, останемся дома с отцом. — Хёдер оглянулся проверить, не подслушивает ли кто, и добавил шепотом: — Но если мне удастся улизнуть, то, может, я что-нибудь и увижу.

С этими словами он взлетел. Я прижался лбом к холодной решетке и проводил его взглядом. Интересно, в кого я превращусь, когда умру? Кто прячется во мне, в самой глубине, как семя в земле? Мудрая старая гарпирия? Нет, не хочу! Уж лучше превратиться в игривую принцессу-спартанку. С бархатными ушами и большим черным носом. Или в хильдина с синими, как небо, глазами и вечно мокрым пятачком.

Впрочем, я, пожалуй, не прочь стать маленьким гарпиром. С серьезным лицом, но смеющимися глазами. Таким как Хёдер.

Боевое Перо прилетела отпереть железную решетку, и мы поняли, что наступило утро. С ней прибыли еще пять гарпирий — кажется, те же самые, что когда-то схватили нас и бросили в темницу. В этот раз они оделись в металлические нагрудники. Нас выпустили из камеры и снова повели по каменным узким переходам. Приятно было немного размяться. Я страстно желал выбраться на свет и одновременно боялся этого. Доспехи гарпирий ничего хорошего не предвещали. Вдобавок у каждой из них под левым крылом, на ремне нагрудника, висел меч в ножнах.