Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– Держите повязки, – сказал один из управляющих, и сироты решили, что это Эрнест, поскольку он даже не пожелал им доброго утра.

– Зачем? – спросила Вайолет.

– На заседаниях Верховного суда всем завязывают глаза, кроме, конечно, судей, – ответил управляющий. – Разве вы не слышали выражения «слепое правосудие»?

– Слышали, – кивнул Клаус, – но я думал, это значит, что правосудие должно быть честным и беспристрастным.

– По решению Верховного суда это выражение следует понимать буквально, – сказал управляющий, – поэтому всем, кроме судей, еще до начала заседания нужно завязать глаза.

– Чушики, – сказала Солнышко. Она имела в виду «Кажется, буквальное значение лишено смысла», однако ее брат и сестра сочли за лучшее не переводить ее реплику.

– Еще я принес вам чаю, – сказал управляющий и поставил перед детьми поднос с чайником и тремя чашками. – Я решил, что это подкрепит вас перед заседанием.

Управляющий имел в виду, что несколько глотков чаю дадут детям силы, столь необходимые для тяжких испытаний, и дети решили, что это, наверное, Франк, раз он оказал им подобную любезность.

– Вы так добры, – сказала Вайолет.

– Извините, что без сахара, – сказал управляющий.

– Ничего-ничего, – сказал Клаус и, быстро перелистав записную книжку, нашел запись разговора с Кит Сникет. – «Чай должен быть горьким, словно полынь, и острым, словно шпага», – прочитал он.

Управляющий коротко и непостижимо улыбнулся Клаусу.

– Пейте чай, – сказал он. – Через несколько минут я зайду забрать вас на заседание.

Франк, если, конечно, не Эрнест, закрыл дверь и оставил Бодлеров одних.

– Почему ты процитировал слова Кит про чай? – спросила Вайолет.

– Я подумал – вдруг он использует шифр, – ответил Клаус. – И решил дать ему правильный ответ – вдруг что-нибудь да будет.

– Непостижимый, – заметила Солнышко.

– Здесь все непостижимое, – вздохнула Вайолет, наливая чаю брату и сестре. – Дошло до того, что я не могу отличить благородного человека от негодяя.

– Кит говорила, что единственный способ отличить негодяя от волонтера – это за всеми наблюдать, – сказал Клаус, – но нам это совсем не помогло.

– Сегодня нас будет судить Верховный суд, – сказала Вайолет. – Может быть, судьи нам помогут.

– Или подведут, – сказала Солнышко.

Старшая Бодлер улыбнулась и стала помогать Солнышку обуться.

– Жаль, родители не видят, как ты подросла, – сказала она. – Мама всегда говорила: тот, кто начал ходить, готов повидать мир. – Вряд ли при этом она имела в виду кладовку в отеле «Развязка», – сказал Клаус и подул на чай, чтобы он быстрее остыл.

– Что она имела в виду, неизвестно, – сказала Вайолет. – Это еще одна загадка, которую нам не разгадать.

Солнышко отпила чаю, который был и в самом деле горьким, словно полынь, и острым, словно шпага, хотя у младшей Бодлер пока имелось мало опыта по части металлического оружия и серебристых ароматических растений семейства сложноцветных, которые добавляют в некоторые тонизирующие напитки.

– Мамочка и папочка, – сказала она, помедлив, – и отравленные дротики?

У старших Бодлеров не оказалось времени на ответ, поскольку в дверь снова постучали.

– Допивайте чай, – велел не то Франк, не то Эрнест, – и завязывайте себе глаза. Скоро начнется заседание.

Бодлеры поспешно последовали указаниям то ли волонтера, то ли негодяя и быстро допили чай, завязали шнурки и закрыли глаза кусками ткани. В следующий миг они услышали, как дверь 121-го номера открылась и к ним шагнул либо Франк, либо Эрнест.

– Вы где? – спросил он.

– Тут, – ответила Вайолет. – Разве вы не видите?

– Нет, конечно, – ответил управляющий. – У меня тоже глаза завязаны. Берите меня за руку, и я отведу вас на суд.

Старшая Бодлер пошарила перед собой и нащупала большую грубую ладонь. Клаус взял за свободную руку Вайолет, а Солнышко – Клауса, и таким манером детей вывели из 121-го номера. Выражение «слепой слепца ведет», как и выражение «слепое правосудие», обычно не понимают буквально, поскольку оно в простых словах обрисовывает сложную ситуацию, когда те, кто облечен властью, знают не больше тех, кем они руководят. Однако, как выяснили Бодлеры, пока их вели через вестибюль, если человек с завязанными глазами ведет людей с завязанными глазами, ситуация оказывается столь же сложной. Детям из-за повязок ничего не было видно, а в зале стоял оглушительный гвалт, так как все искали знакомых, натыкались друг на друга, налетали на мебель и стены. Кто-то ткнул Вайолет в глаз корявым пальцем. Еще кто-то принял Клауса за некоего Джерри и страстно обнял, прежде чем понял свою ошибку. А кто-то третий наткнулся на голову Солнышка, решил, будто это расписная ваза, и попытался засунуть ей в рот зонтик. Бодлеры услышали, как, перекрывая гул толпы, часы пробили двенадцать настойчивых «Не так!» – и поняли, что проспали довольно долго. Уже настал полдень среды, а значит, до четверга, а с ним и до прибытия благородных друзей и союзников Бодлеров осталось совсем немного.