Сергей Синякин - Жила-была ведьма, или Танцы на краю ночного облака

Мать ей ничего не сказала, встретила так, словно иначе и быть не могло, зато дядьки сразу пришли к ним в дом — Сашку помянуть.

У них все праздники и все несчастья отмечались одинаково. Посидели молчаливо, опорожнили две бутылки, покурили рядом с избой и отправились восвояси. Обошлись без шуток — не тот случай был, не тот случай.

— Как же ты теперь? — спросила мать вечером, когда зажгли в избе лампу.

Лина молча пожала плечами.

— Ничего, — вздохнула мать. — Ты еще девка молодая, найдешь свое счастье. Первый-то никогда последним не бывает!

Лина с матерью ругаться не стала, хоть и дикость та сказала — кто же Сашку заменить может? Лина и не представляла, что ее может другой мужчина коснуться, помнило ее тело нежные Сашкины ладони, память хранила хрипловатый и ласковый голос мужа.

Надо было учиться жить без него.

— Работать пойду, — сказала Лина без особой уверенности в голосе.

— Да где ж ты ее здесь, работу найдешь? — грустно сказала мать. — Езжай лучше в город. Там тебе все будет. А здесь… — она безнадежно махнула рукой, погладила Лине волосы, перекрестилась на иконку, темнеющую в углу, и вышла, чтобы дочь не увидела, как она плачет.

«И поеду, — вдруг решила Лина с каким-то отчаянным озлоблением. — И о даре своем расскажу, пусть изучают!»

Молодая она была, не понимала еще, что люди изучают только то, во что верят. Наука не изучает чудеса, если их изучать, не хватит никакой жизни.

Ночью пришел Седик, утешал ее, как мог, заплетал отросшие волосы в косицы, бормотал успокаивающе что-то невнятное. А Лина лежала на спине и ощущала, как каменеет ее сердце. Никто ей больше был не нужен, и сама она была не нужна никому.

Только дочка сопела в кроватке, которую соорудили дядьки. Пусть и любили они водку, но золотых рук у них никто не отнял — на загляденье получилась кроватка — с резными петушками по краям, с сонником, на который Лина накинула фату — свидетельницу своего недолгого счастья.

Она дождалась, когда Седик уйдет восвояси, и тихонько — чтобы мать не услышала и Светка не проснулась — поплакала в подушку.

А потом вышла из дому, подняла руки, и упругий воздух принял стремительное тело, унес в высоту к сияющей луне, к блистающим в высоте звездам. Она сидела на облаке и печально думала о том, что дан ей удивительный дар, а счастьем ее обделили. Из-за этого дара все несчастья у нее, сказано уже однажды — в одном прибавится, другого навсегда лишишься.

Она бы отдала свой дар не задумываясь, отдала бы эти полеты в ночном небе и мудрость колдуньи, лишь бы Сашка ее вернулся и обнял ее крепкими руками. И, пытаясь справиться с хмурью, просыпающейся в душе, она стала на край ночного облака и начала танцевать. Звезды кружились вокруг нее, щербато и печально улыбалась луна, внизу отблескивала серебряная нитка реки, и хотелось броситься вниз, чтобы все прекратилось, но где-то внизу сонно дышала в вышитую бабкой подушку ее маленькая дочь. И надо было жить, ведь человеческая жизнь как раз и состоит из мгновений ослепительного счастья и невероятной пустоты печалей и тоски.

Однажды это понимает любой, а не только тоненькая ведьма, танцующая на краю бездны, куда отчаянно хочется устремиться, чтобы избавиться от всех разочарований, которые нам приносит жизнь.

Царицын, 2006 — июнь 2009 года