Пётр Гаврилов - На подводной лодке

К вечеру третьего дня негаданно налетел шторм. Покрыв море непроглядным, зловещим туманом, он развел волны, и они разбросали подводные лодки в разные стороны, загнали их под воду. «Пролетарий» идет в гавань один. По радио он узнал, что почти все его братья возвратились в гавань, и теперь торопится туда сам, пробивая дорогу острым своим носом сквозь разъяренные, волны, вой ветра и качку.

Шторм продолжает свирепеть. Черные волны, похожие на диких, сорвавшихся с цепи зверей, пеня белые гривы свои, упорно захлестывают «Пролетария», раскачивая его, как маятник.

Люди на мостике, ежесекундно окатываемые водой, продрогли. Разгулявшийся ветер рвет одежду, ослепляет водяными, солеными брызгами глаза, забивает рты.

Внутри «Пролетария» все полно грохотом, запахом масла и фырканьем работающих на полном ходу дизелей.

«Пролетарий» зарывается носом, влетает кормой, грузно раскачивается из стороны в сторону, — тогда в лодке падают и катятся по железной палубе вещи. Люди больно ударяются о приборы.

Многие страдают морской болезнью. Исподтишка краснофлотцы поглядывают наверх, в люк, в который врываются брызги и доносится исступленный рев моря.

Командир нарочно не уходит под воду. Он приучает краснофлотцев к качке постепенно, настойчиво, как мать учит ходить своего ребенка.

Наконец он оборачивается, с посиневшим, мокрым лицом и хриплым голосом отдает слова команды погружения. Кто еще может бегать — разбегается по положенным местам.

Останавливается дизель-мотор, и сразу в лодке становится тихо, как в закрытом сундуке.

Только море дает знать о себе, глухо ударяя в борта «Пролетария».

Промокший кот Керзон жалобно мяучит и топорщит усы. Ему надоели крики людей, грохот мотора и пинки.

Петелькин еле стоит на ногах. К горлу его от резких скачков подводной лодки подкатывается удушливый ком. Все съеденное просится наружу, и липкий противный пот покрывает тело.

Голова у Петелькина плохо соображает, и только одна мысль упорно нагоняет страх: что если вдруг волны зальют лодку и все полетят на дно, навсегда, навеки?

Командир резко отдает другую команду, его помощник повторяет ее. Подводники работают четко. Без лишних движений. В систерны врывается вода.

«Пролетарий» тяжелеет и глубже зарывается носом в бурлящее море.

Кажется, что большое животное вздумало купаться, фыркает пеной и пускает пузыри. Закрываются и завинчиваются крышки тяжелых круглых люков. Пускаются в ход электромоторы.

Вода заполняет другие систерны. Озлобленно рокоча, море смыкается над «Пролетарием», не то злясь на то, что не успело потопить людей, не то радуясь тому, что под водой это легче ему будет сделать. Чернеют только еще на поверхности моря трубы перископов [1] Перископ — вертикальная оптическая труба, с помощью которой подводная лодка, находясь в погруженном состоянии, наблюдает за поверхностью моря. . Вот скрываются под водой и они. «Пролетарий» камнем идет ко дну.

Ниже, все ниже. Штурман ищет на карте правильный курс, находит его, командует рулевому направление. «Пролетарий» виляет и продолжает свой путь в гавань, но теперь уж под водой.

Он идет вслепую — по компасу.

Мимо иллюминаторов рубки озорными змейками бегут пузырьки. Виновато улыбаясь, бледные краснофлотцы вытирают запачканные части. Почти половину людей укачало. Трое валяются на рундуках [2] Рундук — подобие ящика, в который краснофлотцы кладут свои вещи. без движений, изредка только вытирая обильный, горячий пот рукавами грубых рубах. Максимыч, сидя на раскладном стуле, равнодушно следит за электростанцией. Порою он окидывает измученные лица молодых краснофлотцев ласковым взглядом и тихонько смеется.

Керзон недоуменно бродит по железной палубе, это разрешено ему. Во время погружения, когда небольшой вес может нарушить равновесие лодки, всякое хождение воспрещено.

Керзон уморительно поджимает лапы и мяучит — железо палубы излучает электричество.

«Пролетарий» долго идет под водой и снова пробует всплыть. Не успел перископ показаться над морем, как волна с бешенством набросилась на лодку, за ней вторая, третья.

«Пролетарий» кренится; люди падают друг на друга — и «Пролетарий» снова проваливается в черную глубину. Теперь он замедляет ход и готовится лечь на дно — на вынужденную ночевку.