Борис Раевский - Государственный Тимка

«Про дядю и тетю. Это пожалуйста, это дозволено».

«Умница!» — с нежностью подумал Исай о своей «невесте».

Только одно беспокоило его: в руках у «невесты» ничего не было.

«Так и будем толковать про дядю Колю и тетю Машу? — нахмурился Исай. — А передача где? Почему руки пустые?»

Исай был молод и неопытен. А Бабушкин забыл предупредить его, что в тюрьме нельзя просто из рук в руки передать пакет с продуктами. А вдруг в передаче что-нибудь запретное?

Тюремщики берут передачу на досмотр и, только тщательно проверив, отдают ее заключенному.

Невеста, очевидно, заметила беспокойные взгляды Исая.

— Передачу я принесла, — сказала она. — Тебе скоро вручат. Там много еды, есть даже колбаса. Очень вкусная. Целый круг!

— Спасибо, — обрадовался Исай.

Кормили в тюрьме плоховато, и передача была очень кстати.

— А как моя сестра? — спросил Исай.

— Густа Сергеевна хотела прийти, но должна была срочно уехать, — сказала «невеста».

Заметив на лице Исая тревогу — не арестована ли Густа? — она поспешно добавила:

— Нет, нет, вполне здорова…

Потом опять заговорила о передаче, перечислила все продукты в ней и опять похвалила колбасу.

«Вот заладила», — подумал Исай, искоса поглядывая на тюремщика.

За три минуты до конца свидания надзиратель сказал:

— Время истекает. Прощайтесь.

Невеста словно только и ждала этого сигнала. Сразу заплакала. И здорово — слезы так и полились.

…Исай вернулся в камеру.

— Ну, как невеста? Понравилась? — шутливо спросил Бабушкин, когда захлопнулась дверь за надзирателем.

— Да ничего. Подходящая невеста, — ответил Исай. — И толковая, видать. Прямо актриса. Про дядю Колю художественно изобразила. И слезу вовремя пустила. Только вот в конце… Оплошала… Невесте про любовь положено, а она — про еду да про еду…

Вскоре в камеру принесли передачу: маленькую корзинку, полную продуктов. Там был и пышный пирог с капустой, и толстый розовый кусок сала, и сахар, и яблоки. И целый круг колбасы. А на самом дне корзинки — пара белья.

Тюремщики все тщательно осмотрели. На это они были мастера! Пирог разрезали на несколько кусков: не запечено ли внутри что-нибудь запретное? Сало тоже разрезали пополам. Голову сахара разбили. А в белье все швы прощупали: не зашита ли записочка?

— Ну, Иван Васильевич, сейчас попируем! — радостно потер руки отощавший на жидких тюремных харчах студент.

— Попируем, но не сейчас, — сказал Бабушкин. — Станьте к двери, закройте «глазок».

Исай пожал плечами: это еще к чему? Но послушно подошел к двери и головой заслонил «глазок».

Бабушкин выложил из корзины все продукты на стол. Взял аппетитный румяный кусок пирога и стал ручкой ложки резать его на мелкие клочки. Ножа узникам не дают. Кусочки капусты посыпались на стол. В камере вкусно запахло.

«Интересно! — встревожился Исай. — Как же потом есть?»

Рот у него сразу наполнился слюной.

— Иван Васильевич, вы все будете так? Кромсать? — спросил он.

— Ага.

«Нет, — подумал Исай. — Это не дело».

Шагнул к столу. «Что бы съесть?» Увидел колбасу. Вспомнил, как нахваливала ее невеста. Взял круг и вернулся к двери. Заслонил «глазок» затылком, а сам стал жевать колбасу. От целого круга.

— Осторожно! — предупредил Бабушкин.

— Что — «осторожно»? — не понял студент.

Какая-такая нужна осторожность, когда ешь колбасу?!

Вдруг как вскрикнет:

— Ой, зуб!..

— Я ж говорил, — Бабушкин забрал у студента колбасный круг, содрал кожуру и переломил. Из разлома торчал острый конец маленькой, тоненькой, как проволока, стальной пилочки.

Через два дня в камеру вновь вошел надзиратель.

— Заботливая у вас невеста, — сказал он Исаю, кладя на нары объемистый сверток.

Теперь Исай уже не хватал ни колбасу, ни печенье. Отошел к двери, заслонил «глазок». Бабушкин снова стал кромсать и крошить продукты. Из буханки хлеба извлек пилочку.

— Английская, — сказал Бабушкин, внимательно осматривая ее.

Исай тоже повертел в руках пилочку. Такая маленькая, тоненькая, такая хрупкая на вид… Неужели Бабушкин намерен двумя такими крохотными пилочками перерезать решетку? Смешно! Вон прутья в ней какие: восемь штук, и каждый в палец толщиной!

На столе теперь вместо продуктов возвышалась лишь гора крошек, кусочков.

— Унылая картина, — Исай печально оглядел это месиво. — Давайте все же закусим.

— Закусим, — согласился Бабушкин. — Но раз уж вы заслонили «глазок», постойте там еще минутку.