Владимир Грусланов - Дорогие реликвии

Григорий Александрович, свободно владея языками, быстро прочитывал и переводил их содержание.

Незаметно наступил вечер. Я заторопился и, извинившись, принялся готовить фотоаппаратуру, чтобы переснять портрет Натальи Потоцкой. Григорий Александрович остановил меня.

— Знаете, — сказал он, — я очень рад, что познакомился с вами. И вот что я хочу вам сказать. Видя ваш искренний интерес ко всему, что касается декабристов, видя вашу любовь ко всему этому, я решил подарить этот портрет вам. Думаю, что портрет Натальи Потоцкой будет в надежных руках…

Вот так, неожиданно, портрет и оказался у меня. Многие годы сохранял я его. А потом передал Всесоюзному музею Александра Сергеевича Пушкина.

ыло это вскоре после окончания гражданской войны. Я демобилизовался и приехал в Петроград. Молодая Советская страна залечивала раны, тяжелые раны, нанесенные интервенцией, голодом, разрухой. Налаживалась жизнь в городах и селах. Открылись многочисленные книжные лавки, куда я частенько наведывался.

Однажды знакомый продавец сказал мне, что только накануне приходила старушка, предлагавшая много исторической литературы, оставшейся после смерти мужа.

— Обязательно зайдите к ней, — посоветовал продавец. — Вот ее адрес.

Не теряя времени, в тот же день я направился на Троицкую улицу. Евпраксия Дмитриевна встретила меня приветливо. В обширной комнате, обставленной разного стиля мебелью, висело несколько картин и гравюр с видами старого Петербурга. В двух больших шкафах красного дерева и на широкой полке были расставлены книги на русском и иностранных языках.

Просматривая на полке книги, я заинтересовался одной из них, посвященной декабристам. Мы разговорились с хозяйкой о событиях знаменитого восстания. И Евпраксия Дмитриевна поведала прелюбопытную историю.

Потомки поэта-декабриста Рылеева поднесли Алексею Максимовичу Горькому шкатулку орехового дерева, в которой хранились парные кремневые пистолеты изящной работы. Это были реликвии декабриста, боевой трофей Отечественной войны 1812 года.

Как-то у Алексея Максимовича собрались друзья. Среди них был и Федор Иванович Шаляпин, большой любитель старины. Узнав историю пистолетов, Федор Иванович стал настойчиво просить Алексея Максимовича уступить их ему.

— Хранить буду как зеницу ока, — горячо убеждал он своего друга. — Отдай их для моей коллекции. На самое почетное место положу. Век буду благодарить.

Вертел Федор Иванович шкатулку в руках и случайно обронил ее. От падения крышка раскололась, сломались перегородки-гнезда для пистолетов.

Расстроился Федор Иванович необычайно. Алексей Максимович, улыбаясь, похлопал его по плечу.

— А ведь я хотел поднести тебе эти реликвии в исправной шкатулке. Что поделаешь, бери в таком виде. У тебя же есть хороший столяр-краснодеревец. Он приведет все в порядок. Успокойся, Федя! Дело поправимое. Важно, что пистолеты целы.

Недели через две Федор Иванович отдал шкатулку с пистолетами в починку.

А вскоре началась мировая война. Мастера призвали во флот. Возвратился мастер-краснодеревец в Петроград только после гражданской войны. Отправился на квартиру к Федору Ивановичу. Но артист уже уехал за границу. Не было в городе и Алексея Максимовича. Так и остались пистолеты декабриста в семье столяра.

Мастер навестил Евпраксию Дмитриевну, вдову своего сослуживца. От него она и узнала о пистолетах.

— Нужно во что бы то ни стало разыскать эти реликвии, — решил я.

Евпраксия Дмитриевна призадумалась.

— Вот беда! Имя мастера — Николай, фамилия — Иванов, а отчества его я так и не знаю. Проживали на Гаванской улице. Если память мне не изменяет, в двухэтажном деревянном доме, наискосок от последней трамвайной остановки.

На следующий день я поехал в Гавань. Мне было известно имя матери Николая — Прасковья Егоровна, отчество и фамилия отчима. Вот и все, чем я располагал.

…Выйдя из вагона трамвая, я остановился на углу. Отсюда мне была видна вся улица. Двухэтажного домика наискосок не было. Может, Евпраксия Дмитриевна ошиблась? Не двухэтажный, а трехэтажный дом и не деревянный, а кирпичной кладки?.. Но в этом доме никто и не слыхал о мастере. Так я и уехал ни с чем.