Владимир Грусланов - Дорогие реликвии

На торжественном собрании в Академии художеств, посвященном 165-й годовщине со дня рождения Тараса Григорьевича Шевченко, я рассказал о находке "Кобзаря" Шевченко вдали от нашей Родины — в Турции. Закончив свое выступление, я передал представителю Музея Т. Г. Шевченко в Киеве старинную чернильницу.

емало лет своей жизни посвятил я поискам документов и вещей, принадлежавших декабристам.

В те годы — незадолго до Великой Отечественной войны — мечтал я о создании музея "Южного общества декабристов" в городе Тульчине.

Кое-что мне удалось найти, хотя все относящееся к декабристам разыскивать трудно: после их арестов бумаги были захвачены жандармами царя Николая I, кое-что уничтожили сами декабристы.

В ссылку, в далекую Сибирь взяли они немного: книги, одежду, личные вещи.

Большая часть из всего этого, немногого, после их смерти растерялась, разошлась почти без следа.

Редко вдруг что-нибудь обнаруживается — письмо, медальон, перстень, изготовленный из кандалов…

Недавно, к примеру, была найдена серебряная ложка Вильгельма Кюхельбекера, декабриста и друга Пушкина.

Более всех, пожалуй, и давно уже занимала меня личность Михаила Сергеевича Лунина.

В самом деле это был человек удивительный. Даже среди таких благородных, честных и смелых людей, как Пущин, Волконский, Муравьев, Бестужев, Якубович, он выделялся. О его находчивости, хладнокровии, уме, силе воли ходили легенды.

Это был тот Лунин, о ком Пушкин писал в десятой главе "Евгения Онегина":

Там Лунин дерзко предлагал Свои решительные меры…

Какие же это были меры? Против кого? Зная время, когда по Царскосельской дороге проезжает царь, Лунин предлагал напасть на него и заколоть кинжалом.

Когда декабристы вывели восставшие полки на Сенатскую площадь, когда царь из пушек картечью начал расстреливать их, когда пошли в Петербурге аресты, Лунина там не было. Он был в Варшаве, служил в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку.

Вести о неудавшемся восстании быстро дошли и до Варшавы. У Лунина было время бежать.

Граница рядом, несколько часов в седле — и он спасен, никакие жандармы его не схватят. Мало того, почти накануне ареста Лунин уезжает охотиться. Он вооружен, под ним выносливый и верный конь…

Но он не бежит, возвращается в полк, где его ждет фельдъегерь, который доставит его в Петербург. Бежать — значит предать друзей, которые уже арестованы.

А в Петербурге — следственная комиссия, допросы. Ему зачитывают показания одного из арестованных: "Лунин же в начале общества, в тысяча восемьсот девятнадцатом или в тысяча восемьсот семнадцатом году, предлагал партиею в масках на лице совершить цареубийство на Царскосельской дороге, когда время придет к действию прибегнуть…"

Те самые меры, о которых и напишет позже Пушкин.

Мысли о цареубийстве достаточно, чтобы Верховный уголовный суд, назначенный царем, приговорил Лунина по 2-му разряду, что означало "политическую смерть и вечную каторгу". Некоторые сенаторы требовали для него смертную казнь и даже четвертование. Окончательный приговор был — 20 лет. В огонь палачами были брошены ордена (за смелость в сражениях с Наполеоном), эполеты (за отличную службу), мундир… Потом — снова каземат и — долгий, долгий путь в Сибирь.

О годах каторги в истории Михаила Сергеевича Лунина известно немного. Самое удивительное, пожалуй, дело о готовившемся побеге, о чем декабрист Розен вспоминал: "М. С. Лунин сделал для себя всевозможные приготовления, достал себе компас, приучил себя к самой умеренной пище: пил только кирпичный чай, запасся деньгами, но, обдумав все, не мог приняться за исполнение: вблизи все караулы и пешие и конные, а там неизмеримая, голая и голодная даль. В обоих случаях, удачи и неудачи, все та же ответственность за новые испытания и за усиленный надзор для остальных товарищей по всей Сибири…"

Лунин рассчитывал добраться до Амура, по Амуру спуститься к острову Сахалин, а оттуда, захватив небольшой парусник, переправиться в Японию…

Не трудности и опасности побега остановили, конечно, Лунина, а именно — наказание оставшихся товарищей.