Шарон Крич - Замок Корона [litres]

– Это ваше гнездо? – спросила Пия. – И яйца уже снесли? Или, может, даже детки уже появились?

Первый рябчик, которого Пия приняла за самца, стоял неподвижно, наблюдая за тем, как Пия опустилась на колени и протянула к нему руку.

– У меня нет с собой крошек, простите.

Рябчик, словно поняв её, качнул головой и снова встряхнулся, сбросив из хвоста длинное перо. Затем птица провела по перу клювом, подняла его и протянула Пии.

Девочка взяла длинное коричневое с каштановыми и золотыми пятнышками перо.

– Спасибо. Это большая честь для меня, – проговорила она. Самка за спиной самца склонила голову набок, внимательно изучая Пию.

Пия с удивлением думала об этом семействе, свившем гнездо так близко от замка. Удобно ли им здесь? Безопасно ли? Могут ли они уйти?

– Будьте осторожны, – сказала она на прощание. – Не думаю, что вы хотите попасть к нам на ужин.

Она направилась обратно по огородам, останавливаясь то там, то тут, чтобы помахать слугам или перекинуться с ними парой слов. Ей было неловко от того, что она гуляет, когда им приходится работать. Но только она решила было предложить свою помощь, как раздался громкий голос помощника повара:

– Дегустаторы! Дегустаторы, вас вызывает король!

Сжимая в руках подаренное ей пёрышко, Пия помчалась назад в замок. Она была рада, что у неё появилась работа.

Стоял тихий тёплый вечер, и, пока королевская семья ожидала, когда дегустаторы закончат пробовать ужин, король нетерпеливо думал о нескольких часах предстоявшего ему досуга, свободных от визитов и приёмов. Королева была как-то по-особенному тиха.

– Здорова ли ты, моя королева? – обратился к ней король.

Королева наблюдала за тем, как дегустаторы пережёвывают жареную курицу и облизывают пальцы. Сердце в её груди трепыхалось, как птица.

– Габриэла, что с тобой?

Королева прижала руку к лифу платья.

– А? Что ты говоришь, Гвидо?

– С тобой всё в порядке? Ты выглядишь… немножко не в себе.

Королева обвела взглядом стол, по очереди посмотрев на принца Вито, принца Джанни и принцессу Фабрицию. Её дети тоже были поглощены рассматриванием дегустаторов.

– Я чувствую себя как-то странно, – ответила она.

Король коснулся её руки и слегка похлопал по ней.

– Может, тебе сегодня пойти отдыхать пораньше?

Ему казалось, что он очень заботлив, поэтому ответ жены его поразил.

– Ах, нет, Гвидо! – воскликнула королева. Она отняла у него руку и начала комкать ею салфетку. – Давай немножко развлечёмся сегодня вечером. Как насчёт… О, придумала! Пусть Сказитель расскажет нам новую сказку.

– Сказитель? – король почти физически ощутил, как тает призрак его часов досуга. – Сегодня вечером?

– Ну, Гвидо, пожалуйста!

– Конечно, дорогая. Если ты хочешь Сказителя, ты его получишь. – Он повернулся к детям: – Джанни, Вито, Фабриция? Сегодня мы будем слушать сказку.

– Что вы говорите, батюшка? – переспросила Фабриция.

Принцы Джанни и Вито неохотно обернулись к отцу:

– Что?

– Что?

Король не привык к такой невнимательности.

– Что со всеми вами происходит? – Он посмотрел на дегустаторов. Может ли быть, что эти крестьяне интересуют его семью больше, чем он сам? – Сегодня вечером мы ждём Сказителя, вот что я сказал. Будет сказка. Так пожелала ваша мать.

– Может, дегустаторов тоже можно пустить, – сказала королева.

– Дегустаторов?

Пия проглотила кусок сливочного пирога и сказала:

– О, ваше величество, господин король, нам очень этого хочется.

Принцу Джанни понравилась выдержка Пии, но принц Вито вспылил:

– Не смей разговаривать с королём!

– Ну-ну, Вито, они просто не знают правил, – попыталась успокоить его королева.

– Кто-то должен уже объяснить им наконец, – не унимался принц Вито.

– Объяснить нам что? – спросил Энцио.

Фабриция показала на крестьян:

– Видите? Видите, какие они? – Но в этот раз она не была сердита. Их поведение её забавляло. Отчасти она стала относиться к ним мягче оттого, что они были её зрителями – восхищались её изысканными платьями и роскошными подвязками, а отчасти – потому что они очень отличались от всех, кого она встречала раньше. Её озадачивало и интриговало поведение девочки – такой смелой и неотёсанной. Что же касается мальчика, то теперь, когда его помыли и переодели, он казался ей красивым – хоть и грубой крестьянкой красотой, как она это про себя называла.