Про то, что на тренировки не хожу и школу прогуливаю, я, конечно, Бабане ни гу-гу… Они с Ириной очень уважают друг друга. Бабаня тут же отправила бы меня в зал. Чтобы никому не попасться на глаза, я три прошедших дня шаталась на другом конце города. У меня ещё с прошлого сбора остались кое-какие деньжата, вот на них и жила. Поела пару раз в пирожковых, а сегодня так замёрзла и устала, еле домой дотащилась. Врать Бабане стыдно, но правду говорить тоже нельзя. Я поела, отогрелась, ноги стали тёплыми и тяжёлыми, потянуло в сон, и я буквально повалилась из-за стола.
– Ну, подруга, – засмеялась Бабаня, – иди ко мне, ложись спать. Авось гости наши сами разойдутся, а то и разогнать недолго.
У меня глаза сами закрывались, я побрела в комнату Бабани, но тут раздался истошный мамин крик. Бабаня бросилась в нашу комнату, распахнула дверь. Один из маминых друзей, совсем пьяный мужик, лупил её по голове уже разбитой бутылкой. Мама мотала окровавленной головой и кричала. В комнате были ещё какие-то люди, я их не разглядела. Я перелетела через порог и вцепилась зубами в руку дядьки. Он вскрикнул от неожиданности и, не выпуская обломка бутылки, попытался отпихнуть меня, но я висела на его руке, как бульдог. Он сильно пнул меня коленом, но тут уж Бабаня кинулась на него. Остальные гости куда-то мгновенно исчезли. Мама сидела на стуле и, плача, раскачивала головой. Кровь стекала по спутанным волосам, у её ног набежала целая лужа. Мужик стоял перед ней, худющий, страшный, облезлый какой-то, и тупо глядел перед собой. Бабаня крепко держала меня за плечи, а я, как загипнотизированная, не сводила глаз с бутылки, которая по-прежнему была в руках у этого дядьки. Её рваные оскольчатые края страшно торчали во все стороны. Потом я услышала, как Бабаня в коридоре звонит в полицию и в скорую помощь. Полиция приехала быстро, дядьку куда-то увели, а главный полицейский сел писать протокол.
Он о чём-то спрашивал меня, но я его не понимала. Только чувствовала, как мелко и часто стучат мои зубы. Бабаня склонилась над маминой раной, выстригала ей волосы, слипшиеся от крови.
Потом Бабаня налила мне валерьянки, сама тоже выпила, держась рукой за сердце. Приехала скорая. Молодая докторша брезгливо ощупала мамину рану и сказала Бабане:
– Надо шить. Надо ехать в больницу к хирургу…
Услышав про больницу, мама закричала:
– Я не поеду в психушку! Я в дурдом не поеду!
Тут я снова начала что-то соображать.
– Какой дурдом, мама? Тебе надо ехать к хирургу зашивать рану. У тебя большая рана на голове, понимаешь?
Мама вдруг успокоилась.
– Да, доченька? Ты так считаешь?
Вдвоём с Бабаней мы довели её до машины. Полицейский тоже сел в салон вместе с мамой. Когда машина отъехала, Бабаня посмотрела на меня и ужаснулась. Мы обе стояли на морозе с голыми ногами. Она потащила меня в дом, уложила в постель, напоила чаем с малиной и дала какую-то успокаивающую таблетку. И на меня тут же начал наваливаться тяжёлый сон. Бабаня шлёпала тряпкой, отмывая пол в коридоре и в нашей комнате, затоптанный грязными ногами и забрызганный маминой кровью, тяжело дышала и поминутно вздыхала. И, совсем отключаясь, я услышала, как она набирает какой-то телефонный номер, неестественно вежливо извиняется и просит позвать кого-то к телефону. Окончательно проваливаясь в пропасть, я понимаю, что она звонит моему отцу.
Отец не живёт с нами лет пять. Когда мама начала сильно пить, он нас сразу бросил. Он работает каким-то важным инженером, часто ездит за границу. Бабаня говорит, что он просто испугался, что мама его ско-про… сконро… И когда я только научусь это слово правильно произносить? Скомпрометирует… Вот, кажется, правильно. Сначала отец приставал ко мне: встречал после уроков, после тренировки, приходил даже в спортшколу и подолгу шептался о чём-то с Ириной. Но, увидев его в школьной раздевалке, я стремглав неслась наверх в учебную часть, пряталась где-нибудь в кабинете или удирала по чёрной лестнице и потом наблюдала из подворотни, как он уходит ни с чем. А если он приходил в зал, то я тренировалась как ни в чём ни бывало, отказывалась подходить к нему, даже когда звала Ирина. Постепенно он перестал меня ловить, видела я его теперь только случайно, хотя он жил со своей новой женой и её сыном на нашей улице. Теперь я от него совсем отвыкла, но иногда… Мне часто снится один и тот же сон… Когда-то очень давно, я совсем маленькой была тогда, мы были все вместе в каком-то доме отдыха… Так вот, мне часто снится огромный парк, там бассейн и в нём – золотые рыбки… И папа держит меня на руках и смеётся, и мама рядом, такая красивая… Она очень красивая была, пока не начала пить. Когда, посмотрев этот сон, я просыпаюсь утром, у меня долго ещё стоит ком в горле. И я всё время кашляю и кашляю, пока Бабаня не начинает щупать мой лоб и совать мне градусник. Я никогда не брошу свою маму, потому что всё равно она самая добрая и самая хорошая… Да, она пьёт, но все говорят, что это – болезнь… Но если это болезнь, почему же её никто не может вылечить? Ведь мама однажды лечилась. Она была в больнице очень долго. А выписалась – и снова те же друзья и те же гости… И вообще… Если водка приносит столько несчастья и горя, то зачем её продают?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу