Дина Бродская: Реджи

— Вот этого я еще не знаю, — сказала Валя. — Может быть, Америку превратят в большой автомобильный завод, — добавила она не совсем уверенно.

Вале очень хотелось, чтобы Реджи стал пионером.

Но Реджи был уже три года бойскаутом и у себя на родине привык смотреть на пионеров как на бунтовщиков и своих врагов. Валя не любила, когда он надевал свой защитно-зеленый костюм скаута, черный шелковый галстук и маленькую шапочку в виде пирожка.

— Опять нарядился в свою фашистскую форму! — говорила, она. — К этому прелестному костюму, мистер Реджинальд, нехватает еще одной вещи — свастики, нашитой на рукав…

Реджинальд говорил, что бойскауты тоже помогают бедным, и надо только выбрать хорошего президента, который сумел бы наладить порядок в стране.

— Но разве ты не видишь, что все твои президенты бессильны перед кризисом, и неужели тебе нравится, что повсюду в капиталистических странах безработица и голод?!. А бойскауты твои защищают капиталистов, которые заставляют рабочих голодать.

Однажды Реджи сказал Вале, чтобы она взяла его с собой, когда пойдет в Хортицу навестить пионерский лагерь.

В знойный августовский день они отправились в Хортицу. По дороге Реджи сказал, что он не против того, чтобы все были счастливы и сыты, и если бы его приняли, то он бы, пожалуй, вступил в пионерский отряд; он даже знает русский «Интернационал». Он хотел бы дожить до мировой революции, чтобы можно было перелететь на дирижабле из Норвегии в Крым.

Они шли по шоссе к немецкому поселку у Хортицы, где был расположен пионерский лагерь.

По дороге им то и дело попадались загорелые геодезисты. Они возились у своих нивеллиров в кепках, надетых козырьками назад.

Мимо них по узкоколейке пыхтя пронесся паровозик, волоча за собой платформы с пустыми бадьями от бетона.

Девушка-машинист, черная от копоти, высунулась из окошка и улыбаясь кивнула Вале.

Над головой девушки к паровозу был прикреплен плакат: «Все силы на выполнение промфинплана!»

Реджи и Валя шли по берегу Днепра, между обломков скал, изуродованных взрывами.

Берег здесь был очень крут.

Тысячелетние замшелые скалы спускались почти отвесно в воды старого Днепра.

Отсюда как на ладони была видна вся огромная территория строительства.

Синий вздувшийся Днепр перерезал ее посредине.

На правом берегу — ровные геометрические линии поселков, нежно-зеленые пятна молодых парков, розовые кирпичные крыши американских коттеджей, столпившихся вокруг квадратной глыбы главного управления. Немного подальше — белое здание фабрики-кухни, напоминающее своими трубами пароход, выброшенный на сушу, за ним блестят на солнце застекленные корпуса механических мастерских.

Плотина похожа отсюда на огромный бетонный гребень, воткнутый в седые кудри Днепра, а металлические конструкции линии передач, железное кружево ее арок и виадуков кажутся отсюда легкими и воздушными.

Реджи и Валя свернули на узкую дорожку, которая шла над самой водой.

Это место славилось своим чудесным эхо.

Чей-то молодой голос кричал внизу, на лодках:

— Кто была первая дева-а?..

— Ева-а, — раскатывалось в скалах.

Они проходили мимо столбов с большими желтыми ярлыками, на которых череп и кости зловеще пронизаны молнией, и надпись тревожно кричит на двух языках:

«Не трогать! Не торкатысь! Смертельно!»

Но монтер, взлезший на один из столбов, вероятно, не боялся смерти.

Он висел, уцепившись за столб железными когтями, и чашечки изоляторов склонялись над его головой белыми гроздьями фарфоровых колокольчиков.

Парень лез вверх и кричал:

— Огэ-э!.. Выше, выше!..

Парень был, вероятно, опьянен воздухом, видом стройки, лежащей внизу, он был опьянен солнцем и ветром.

Реджи и Валя подошли к Хортице, когда солнце уже близилось к закату.

Село потомков немецких колонистов лежало в ложбине.

Вертящиеся крылья ветряных мельниц на пригорке, островерхие, крытые черепицей домики с аистами на крышах, немки в черных передниках, встречающие у зеленых изгородей своих коров с бубенцами на толстых шеях, — весь этот пейзаж был так тих и спокоен, что как-то не верилось, будто совсем рядом взрывают скалы, меняют течение реки и строят огромный город заводов.

Пионерский лагерь был разбит на опушке дубовой рощи. У подножья столетних дубов расположились белые полотняные палатки, на вершинах которых трепетали красные флажки. Когда с Днепра дул ветер, дубовые жолуди падали прямо с деревьев на полотняные крыши палаток, и можно было подумать, что это падает град.