Дина Бродская: Реджи

Мальчишка съехал по перилам вниз и, улыбаясь, стоял перед Реджи. Мальчик был одет в коротенькие черные трусики и желтую майку, полосатую как спина зебры.

Он стоял босой, и по его смуглой ноге текла струйка крови.

На щеке у него тоже красовалась свежая царапина.

Маленький фотоаппарат висел у мальчишки через плечо.

— Вы поранили себе ногу, — сказал Реджи, указывая на кровь.

— Ерунда, — ответил мальчик, — я расцарапал себе ногу там на крыше, когда хотел сфотографировать поселок с нашей печной трубы.

— Меня зовут Реджинальд Кларк. Я хотел бы видеть кого-нибудь из семьи мистера Гартмана, я принес гидротехнические журналы.

Мальчик сказал, что его зовут Валя, что он живет у Гартмана и передаст журналы.

Реджи хотел уже уйти, но мальчик предложил посмотреть их бульдога, который умеет проделывать разные штуки.

Реджи остался. Он очень любил бульдогов, особенно французских, у которых такие забавные курносые морды.

Но, оказывается, это была вовсе не собака, а кошка, которую звали Бульдог. Она была очень умная и умела кувыркаться в воздухе и стоять на задних лапах. Но в такую жару она не хотела кувыркаться и удирала в кусты.

Реджи и мальчик Валентин ловили ее, и, когда они гонялись за ней по саду, у Валентина выпал из головы красненький гребешок.

Реджи очень хотелось спросить, все ли мальчики носят в России гребешки, но он постеснялся задать такой вопрос.

Они поговорили еще немного о разных вещах, и Реджи ушел, боясь опоздать к обеду.

Обратно он шел очень быстро и старался нарочно наступать на черточки. Он думал о кошке с собачьим именем Бульдог и о том, что это, может быть, мисс Гартман раскачала мяч, перед тем как уйти из дому.

Пятого августа вечером Реджи стоял в раскрытых дверях гаража и посматривал на свое крыльцо. Сегодня был день рождения отца, и Марта обещала позвать его домой, когда придут гости.

Шофер американской консультации, Майк, чистил суконкой синий лакированный кузов автомобиля «шевроле» и говорил, что он не такой болван, чтобы возвращаться в Америку.

Он рассказывал монтеру Даусону, долговязому парню в замшевой куртке, как он, шатаясь по южным штатам, голодал и как во Фриско он ночевал в старой нефтяной цистерне.

— Неужели, Майк, вам не захочется вернуться в Америку, на свою родину? — спросил Реджи.

— Зачем? Там и без меня много безработных. И кроме того, лучшей родины, чем СССР, но сыскать рабочему парню…

— Майк, вы стали настоящим большевиком, — сказал Реджи и вспомнил слова отца, который говорил о «красной заразе» и о том, что стенографистка мисс Элла Холл собирается вступить в партию.

Даусон сказал, что все выходные дни работает по монтажу генератора и что в Америке он содрал бы за это дело вдвойне, но тут он не возьмет ни одного цента, потому что все делается не для капиталистов, а для самих рабочих.

— Только я не понимаю, зачем мой портрет, повесили в парке культуры? Ведь я не чемпион бокса и не танцовал фокстрота две недели без остановки…

В это время Реджи позвали домой.

На веранде трещали сверчки и горел зеленый фонарик, хотя было еще совсем светло.

В качалке сидел Гартман и спорил с отцом Реджи относительно Вильсоновской плотины.

Стриженая девочка, стоявшая спиной к Реджи, разглядывала на свет граммофонную пластинку.

— Знакомьтесь, Реджинальд, — сказал отец, — это мистер Гартман и мисс Валя Гартман.

Девочка повернулась, и Реджи увидал, что это тот мальчишка Валентин с царапиной на щеке, только не в штанах, а в голубом платье.

— Здравствуйте, — сказала она, — а ведь мы с вами знакомы. Разве вы не догадались, что я девчонка?

Так вот почему у мальчика Валентина в волосах торчал красненький гребешок!

Реджи повел Вайю во двор, чтобы показать ей новые качели.

— Умеете ли вы кататься на роликах? — задал он первым делом вопрос, который все время его мучил.

— Да. Когда мы ездили с Мартыном в Стокгольм, то мы жили возле самого скетинг-ринка, и я целый день каталась на роликах и даже в кондитерскую за булками и по комнате тоже ходила на роликах. Так что весь пол был исцарапан, и пришлось хозяину за это уплатить.

Реджи спросил, кто это Мартын. Валя сказала, что она так называет отца в отместку за то, что он прозвал ее «мартышкой», что гораздо обидней, так как это разновидность обезьян.