Грейс Лин - Звёздная Река [litres]

– Луна! – прошептал он.

Этот шар не мог быть ничем другим. «Жаба отрыгнула луну», – подумал Жэньди, словно в тумане, и повернулся к жабе.

Но жабы не было.

На том месте, где раньше стояла жаба, теперь лежал человек. Но это была не Лунная Дама. Это был юноша – совершенно голый. Высокая трава склонилась над ним, заботливо укрывая.

– Эй, – сказал Жэньди, в точности как когда вошёл в пещеру.

Юноша повернул голову и посмотрел на него. Потом медленно, как будто преодолевая сопротивление воздуха, сел и потёр лицо руками. Потом посмотрел на свои руки, словно заворожённый…

В свете луны его лицо было хорошо видно, и выглядело оно странно знакомым. Где же Жэньди видел раньше эти глаза? И эти губы, и этот лоб…

– Цзимин? – спросил он еле слышно.

Юноша опять поднял взгляд на Жэньди и широко улыбнулся. Сомнений не осталось. Это была улыбка Пэйи! Это точно её брат, точно Цзимин!

Юноша рассмеялся – это был смех чистой радости и благодарности. Он вскинул руки к небу и вдруг вскочил на ноги и подпрыгнул – высоко-высоко. Пожалуй, заподозрил Жэньди, он ещё не до конца превратился из жабы в человека.

– Я Цзимин! – ликующе выкрикнул юноша и принялся бегать кругами и скакать, словно молодой жеребец, впервые очутившийся на воле. Луна окутала его обнажённое тело светом, пальцы его тянулись к звёздам, волосы взлетали вверх. – Я не жаба! – вопил он счастливым голосом. – Я Цзимин!

Жэньди безудержно расхохотался. Задыхаясь от смеха, он упал на землю – и обнаружил под собой сумку. Одежда! У него есть одежда, вспомнил Жэньди. И еда.

– Цзимин! Цзимин! – окликнул он юношу, пляшущего в лунном свете. – Тебе дать штаны?

Штаны были Цзимину тесны и еле доходили до колен. Но он всё равно втиснулся в них, полностью распустив завязки. Потом сел на траву напротив Жэньди и принялся уплетать холодные рисовые шарики, которыми тот его угостил. Луна лила на них свой мягкий, спокойный свет.

– Так кто же ты такой? – спросил Цзимин. – Нет, я знаю, ты мальчик, который поит жаб вином по ночам, – а ещё кто?

– Я Жэньди. Я помогаю твоему отцу по хозяйству, – ответил Жэньди и, увидев, как окаменело лицо Цзимина, быстро добавил: – Но где же ты был всё это время? Что с тобой стряслось? Как вышло, что ты превратился в жабу?

Цзимин уставился на озеро.

– Сейчас мне кажется, что всё это был сон…

Мы с отцом поссорились. Это была ужасная ссора, худшая из всех. Мы сказали друг другу страшные слова, я хлопнул дверью и поклялся, что никогда не вернусь.

В ярости я даже не сообразил, что уже довольно давно иду по Каменному Блину – так далеко я ещё никогда не заходил. Осознав это, я не огорчился и не встревожился. Ну и что, думал я, так даже лучше. Я хотел заблудиться, потеряться и никогда в жизни больше не найти дорогу назад, к гостинице, к дому, к отцу.

Когда каменная равнина кончилась, я едва разглядел мост через озеро и совсем не заметил человека, который шёл мне навстречу, читая книгу. Я бежал по мосту, не видя ничего вокруг, и мы с этим человеком со всей силы стукнулись лбами. Он упал, и сумка его тоже упала, а книга полетела в воду, подняв такие брызги, что меня окатило с головы до ног. Это был старый господин Шань. Он вскочил на ноги и уставился с моста вниз в ужасе и отчаянии, потом развернулся ко мне. Его чёрные глаза сверкали.

– Цзимин! Если не побережёшься, твой гнев выжжет тебя изнутри!

Я пробормотал извинения и побежал дальше, по-прежнему не разбирая дороги. Но слова его продолжали эхом звучать у меня в голове при каждом шаге: твой гнев выжжет тебя. Твой гнев выжжет тебя. И правда, гнев во мне пылал, как будто внутри развели костёр.

Мост кончился, я вышел на берег. Вода была так спокойна и черна, что сливалась с небом, и в этой черноте было две луны. Одна из них лежала на воде прямо передо мной, как белая нефритовая тарелка. Однако жжение внутри становилось невыносимым. Я не стал долго любоваться луной. Я просто опустился на колени и начал пить.

Я пил и пил, пытаясь загасить огонь, пожиравший меня изнутри. Пил жадно, большими глотками, и видел, как отражение луны искажалось и удлинялось. А потом внезапно, без всякого предупреждения, я почувствовал, что сейчас лопну. Я упал на спину, распухший, раздутый, сбросил одежду, которая меня душила и трещала по швам. Избавившись от штанов, я в ужасе обнаружил, что ступни мои вздулись и на них появились перепонки. Кожа на руках и ногах стала грубой, шершавой, пупырчатой. Но хуже всего обстояло дело с животом. Он уродливо выпирал, он светился и страшно болел – это была мучительная боль, от которой я задыхался.