Мари-Од Мюрай - Кроваво-красная машинка

— Он… немного нервный, — неловко вставил я.

— У него нервный тик еще с… Ох, не помню даже, с какого возраста. Мне кажется, он всегда у него был.

Катрин говорила об этом как-то равнодушно. Она, как видно, привыкла к вопросам на эту тему.

— Мне не хотелось бы вмешиваться в то, что меня не касается, мадемуазель Рок, но неужели ваш брат не пытался вылечиться?

— Он побывал у всех докторов и всех шарлатанов Земли, мсье Азар. Самый недавний сказал, что тик у него оттого, что его слишком рано приучали к чистоте и опрятности. С такой гримасой он «высиживал» кое-что на горшке.

Катрин рассказывала об этом с таким безразличием, что я едва не расхохотался.

— А вы, — спросил я, — сами-то что думаете об этом?

— Что все кругом идиоты, а мой брат обречен ходить с этой гримасой весь остаток дней.

Теперь мне послышались в ее голосе гневные нотки.

— Не хотел бы я сейчас настаивать, — снова сказал я, — но не думаете ли вы, что, когда кто-нибудь что-нибудь делает, у него всегда есть на это причина?

Катрин посмотрела на меня непонимающе.

— Веская причина, — уточнил я.

— У моего брата есть «веская причина» гримасничать? — спросила девушка, почти рассердившись.

Я ограничился легким кивком и принялся складывать книги в сумку, давая понять, что разговор окончен. И только выходя из аудитории и протянув руку, чтобы погасить свет, заметил, что Катрин так и стоит неподвижно перед моей кафедрой.

— Мадемуазель Рок!

Она медленно повернулась ко мне и крикнула:

— Что за причина?

Я пожал плечами:

— Это ему виднее.

И добавил про себя: пусть он ее и отыщет. Разве не пришлось и мне, тринадцатилетнему, в одиночку узнать, почему я чувствовал свою вину, хоть и был ни в чем не виновным?

После следующего занятия, уже надевая пальто, я спиной почувствовал чей-то пристальный взгляд. Это была Катрин Рок; она терпеливо ждала, а рядом стоял ее брат. Я подумал, что они явились выяснять отношения.

— Простите меня за то, что я сказал вам в тот раз, мадемуазель, я говорил не зная…

Ответил мне Фредерик Рок:

— Вы сказали моей сестре, что у меня была «веская причина» для…

— Да просто ляпнул наобум, — перебил я его, спеша от них отделаться, потому что наблюдать вблизи гримасничавшую физиономию молодого человека было и забавно, и ужасно одновременно.

— Но я и сам чувствую, мсье, — возразил Фредерик, — я и сам уверен, что веская причина есть! А все объяснения, какие мне только ни твердили доктора, всегда казались мне глупыми.

Я вышел из аудитории, не ответив, но брат и сестра шли за мной по пятам. Мне не хотелось, чтобы меня увидели в их обществе. У подножия лестницы я остановился.

— Все, что я могу сказать вам, мсье Рок, — что вы не родились с таким тиком. Но однажды он появился на вашем лице…

— Как маска или вроде того? — воскликнул молодой человек.

— Не… не знаю.

— Нет, вы знаете, — откликнулся Фредерик тоном абсолютно убежденного человека. — Вы ведь столько всего знаете…

— Главным образом об этрусках. И немного о египтянах.

По лицу юноши вновь пробежала гримаса, еще ужасней, чем обычно. Это становилось невыносимо.

— Помогите нам, мсье, — умоляла Катрин. — Помогите же.

Мысль, что я мог в этом хоть чем-то помочь, выглядела абсурдной. Но мне показалось, что эти два молодых существа цеплялись за меня, как потерпевшие кораблекрушение за… за обломок корабля.

Мы договорились обсудить все спокойно, у меня дома.

Я живу среди беспорядочного нагромождения книг и всякой писанины, из которого там и сям всплывают уменьшенные копии стел, саркофагов и статуй Анубиса, Птаха или моего любимого Амона-Ра. Мой ноутбук, единственный свидетель текущих мимо веков, важно высится между вотивной головкой ребенка и бронзовой парочкой влюбленных этрусков.

Фредерик немного потоптался на пороге, потом все же вошел.

— Фу, какой кавардак! — воскликнула Катрин, обводя комнату взглядом.

Катрин по-настоящему любознательна, но ее жадный взгляд лишь скользит по поверхности.

— Вы еще играете в машинки? — спросила она, щелкнув пальчиком по моей кроваво-красной «Динки».

Я быстро схватил ее и убрал повыше на этажерку. Потом предложил молодым людям сесть.

— Многие врачи пытались понять происхождение моего тика, — сразу взял быка за рога Фредерик. — Первого мать спросила, когда мне было всего пять лет.

Я вздохнул:

— Первые годы жизни определяют многое, мсье Рок. Но из-за того, что психологи называют детской амнезией, нам приходится полагаться на память других, когда мы хотим узнать, что тогда с нами происходило. Сами мы обо всем забыли.