Мари-Од Мюрай - Кроваво-красная машинка

Уже в который раз гид призвал нас «чем-то там полюбоваться», теперь речь шла о виде на Луару, открывавшемся с террасы. Пока гости разряжали свои фотоаппараты, я подошел к маленькой картине. Она была подписана великим Боттичелли. Дева Мария с младенцем, у нее тихий безмятежный взгляд и выпуклый чистый лоб. О Мята, о моя матушка с такими же душистыми глазами, может быть, вы были так на нее похожи… А мои мечтания, похоже, затягивали меня в бездну, и я чуть было туда не свалился. Катрин потянула меня за рукав.

— Эй, пора идти!

— Боитесь пропустить зал с гобеленами?

Я уже было пошел за ней, как вдруг что-то заставило меня обернуться. Странная какая-то эта Дева Мария, словно неодухотворенная, что ли, и я готов был поклясться, что…

— Сюда, пожалуйста, — прорычал кто-то у меня за спиной.

Обернувшись, я вдруг почувствовал себя до смешного маленьким. Гид, должно быть, был двухметрового роста.

Через несколько секунд визит завершился у подножия лестницы, загороженной красной лентой.

— И не забудьте про гида…

Все посетители с впечатляющей живостью схватились за кошельки.

— А залы древности? — вскрикнула Катрин, готовая учинить скандал.

— Они на реконструкции, — отвечал гид, состроив еще более грозную рожу.

— Но это невозможно! Мы приехали из Парижа, чтобы их осмотреть. Мсье — преподаватель университета…

— Ничего страшного, — сказал я гиду, утаскивая Катрин за плечо.

Вскоре мы оказались в парадном дворе.

— Вы сдрейфили! — вспылила моя студентка. — Надо было настоять!

— Идемте выпьем чаю, Катрин, и успокойтесь. Лично я занимался дзюдо всего год.

— А это тут при чем?

— А вы видели, какого роста гид? Это же гора мускулов, право слово.

Катрин все дулась на меня, пока мы шли до ближайшего кафе.

— Стоило ли ехать в Аранкур, — еще ворчала она, — чтобы при первом же препятствии просто сдрейфить?

— Решительно, это слово вам нравится.

— Всего лишь констатация: вы сдрейфили!

Она начинала всерьез меня раздражать. По счастью, повод развеяться предоставили посетители за соседним столиком. Я обожаю наблюдать за людьми. И отнюдь не по бестактности. Я лишь пытаюсь вообразить, кто они по жизни, какие прячут секреты, откуда приехали и куда поедут. Слева от меня фатоватый красавец лет сорока уселся перед зеркалом, а его спутница, явно моложе него, примостилась на стуле. Девушка злилась.

— Я тебе не игрушка, — шептала она с яростью.

— Ну разумеется, нет, — отвечал фатоватый красавчик, до того озабоченный своим вихром, что совсем позабыл придать голосу побольше убедительности.

Катрин шлепнула меня по руке:

— Э-эй… Вам в чай молока налить?

— Простите? Да… два кусочка.

— Два кусочка молока?

Я нахмурился. Сцена становилась увлекательной. По-моему, дело шло к тому, что девушка сейчас встанет и уйдет от красавчика-фата — тот, наконец-то разгладив свой вихор, понял, что положение серьезное.

— Мсье Азар, вы подслушиваете чужие разговоры, — вполголоса заметила Катрин. — Я догадывалась об этом: вы любопытны, как провинциальная старая дева.

— Дело не в любопытстве, — прошептал я, не сводя глаз с соседки, — дело в… О, да она встает.

Я потихоньку рассмеялся.

— И еще вас забавляют несчастья ближних, — добавила Катрин. — А вы знаете, что вы чудовище?

— Да ничуть. Вы ничего в этом не понимаете. Это никакое не любопытство, а научный интерес к человеческому поведению.

Красавец только что оплатил счет и, уходя, окатил меня полным отвращения взглядом, от которого мне стало не по себе. Кажется, на меня так смотрели уже не в первый раз.

— И что будем делать теперь? — спросила меня Катрин. — Я отвезу вас в Париж?

— Гм-м? Нет-нет, — рассеянно сказал я, — мы вернемся в замок.

— В замок? Да ведь уже шесть! Для посещений он закрыт.

Кто на меня уже так смотрел? Почему я почувствовал себя так плохо?

— Мсье Азар, я же с вами разговариваю!

— Да. Кстати, давно хотел вам сказать именно это: Катрин, вы слишком болтливы.

Решетчатые ворота в замок Аранкур остались открытыми. Еще не зная точно, что делать, я подошел к хибарке, в которой обитал человек, оказавшийся не столько гидом, сколько охранником.

— Опять вы? — проворчал он, заметив нас.

Я, не ответив ни слова, просто достал кошелек. Мне показалось, что банкнота в двести франков могла бы смягчить грубый нрав этого невежи.

— Что хотят эти люди, Моро? — спросил кто-то у нас за спиной.

Я обернулся. Это был красавчик-фат.