Мари-Од Мюрай - Кроваво-красная машинка

— Об этом человеке, о нем вы что-нибудь знаете?

Старик вдруг завопил во всю мочь:

— Убирайтесь вон, сволочи, ублюдки, сучьи дети, вон отсюда, вон!

На сей раз Катрин, несомненно, получила сразу немало материала для своей магистерской диссертации. Я уже вышел, и она догнала меня во дворе. Я же мало-мальски успокоился, лишь когда мы отмахали добрый километр от фермы Фромона. Безумцы, нищие духом и дети видят нечто такое, чего не видим мы. Фромон прочел меня всего как открытую книгу.

— Так это правда, вы на самом деле сирота? — вдруг спросила Катрин.

Я не стал отвечать — в надежде, скорее всего напрасной, что Катрин прекратит расспросы.

— И вы ничего не знаете о своих родителях? — продолжала она. — В каком возрасте вы их потеряли? Да Нильс, я же с вами говорю!

Я поглубже вжался в сиденье и закрыл глаза.

— Не притворяйтесь, что заснули, мсье Азар. Это смешно!.. Вы имеете полное право не отвечать мне…

Я и на этот раз не отозвался, и она добавила:

— …и полное право быть как можно противнее.

Меня охватило сожаление. Но я не мог ничего поделать. По опыту я знал: Катрин не злопамятна и простит меня. И все же этот случай так и остался между нами неловкой недосказанностью.

Забежав ко мне еще несколько дней спустя, она помахала у меня перед носом связкой ключей.

— Вы переезжаете? — поинтересовался я.

— Это ключи от дома на улице Распятия. Соланж раздобыла запасные.

Я пожал плечами. Да на что она там надеялась?

— Старая пара, которая там живет, уезжает отдохнуть на пасхальные каникулы. Их соседи тоже. В понедельник вечером весь угол улицы будет безлюден. Я поеду туда и перерою весь дом, от подвала до чердака.

Последнее слово заставило меня вздрогнуть.

— Что вы хотите там найти? Труп мсье Лакруа, разрезанный на кусочки?

— Я только хочу последовать советам славного Фромона и осмотреть верхнюю часть дома.

Я чуть не рассказал ей, что она ошибается — ведь это мне колдун говорил о чердаке. Но отказался от этой мысли, — ведь более подробных объяснений я не смог бы дать Катрин.

— Не нравится мне все это, я вам уже говорил. С вами хотя бы поедет Соланж?

— Нет. Она вывихнула ногу, когда играла в теннис с Жаном-Мари. Не может ходить. Да она и без того бы сдрейфила. Она очень впечатлительная.

— И вы поедете туда одна! — воскликнул я.

— Да, если только…

И она вопросительно взглянула на меня. Ловушка захлопнулась над моей головою — словно четко сработала адская машина, запущенная двадцать лет назад.

— Не ходите туда, Катрин.

— Пойду. С вами или без вас — пойду.

Печального вида особнячки из красного кирпича штурмуют улицу Распятия.

— Вам не кажется забавным — носить фамилию Лакруа [5] Лакруа ( фр. La Croix) — крест. Прим. пер. и жить в доме на улице с таким названием? — спросила Катрин. — Ах, вот, смотрите. Дом номер 7. Это здесь. Ставни закрыты.

Они были еще и заколочены железными поперечинами.

— Ключ подходит! — воскликнула Катрин, отпирая решетчатую калитку.

Из-под разбитых плит, которыми был вымощен двор, пробивались высокие травы и крапива. Каштан, не подрезавшийся годами, загораживал часть северного фасада дома. Розовый куст жадно цеплялся за крыльцо. Цвела на нем лишь одна роза: кроваво-красная.

— Тихий уголок, — сказала Катрин.

Особняк слева был открыт, его крыша продавлена. У правого дома в окнах не хватало стекол.

— Пожалуй, трудно найти местечко еще тише, — согласился я, — разве что на кладбище…

Катрин толкнула входную дверь и зажгла карманный фонарик. Я заметил в вестибюле электрический счетчик и попытался включить ток. Тщетно.

— Катрин, вы чувствуете запах?

— Что за запах?

Она принюхалась и попыталась пошутить:

— Полагаете, так пахнет разлагающийся труп?

Дом пропах прогорклостью, гнилым деревом, затхлыми ковриками. Вонь так и стояла в горле. Я выхватил фонарик из рук Катрин и провел вокруг его лучом. В гостиной стояла какая-то мебель, почти развалившаяся.

— Но Катрин, в этом доме давно никто не живет!

Она уже взбежала на лестницу.

— Сюда, сюда, Нильс! Ой, ну и вонища! Быстрее сюда! Я ничего тут не вижу…

Я перепрыгнул сразу несколько ступенек.

— Что за безрассудство, Катрин! Этот особняк не сдается внаем. В запустении весь квартал.

Но Катрин упрямо поднималась наверх.

— Под самую крышу? — спросила она.

— На чердак, — уточнил я, все больше и больше тревожась.

Дверь на чердак была приоткрыта, словно тут кто-то ждал нашего прихода.