Уже у дверей Соланж лихорадочно порылась в своей сумочке и протянула мне конверт.
— Это адрес моей матери… тот самый пансионат… Если б вы могли избавить меня от…
Она не закончила фразы и стремительно исчезла.
Я вернулся к Катрин, та казалась очень взволнованной.
— Вот это я понимаю, загадка! — восклицала она. — Подумать только, что простая чашка шоколада…
Я перебил ее:
— Шоколад был только предлогом. Соланж Лакруа приходила рассказать о своих подозрениях.
Я помахал конвертом:
— И уполномочить меня на ведение расследования…
И я швырнул конверт на кучу бумаг.
— Как будто у меня нет других дел!
На следующий день, решив немножко разобрать бумаги, я не нашел конверта.
— Однако мне кажется, что…
Я застыл, пораженный внезапной очевидностью: адрес пансионата унесла Катрин. Ей захотелось поиграть в охотницу за тайнами. Я проворчал:
— В конце концов, если ей это нравится…
К исходу этого утра я нервничал все больше и больше, пока наконец не встревожился всерьез. Эта история мне не нравилась.
— Алло, Фредерик? А вашей сестры нет? Ах, взяла машину и уехала. И вы не знаете…
Фредерик Рок сообщил мне, что его сестра теперь сотрудничает с агентством по уходу за пожилыми людьми, и продиктовал адрес пансионата, где она после обеда должна появиться.
— Агентство по уходу за пожилыми людьми, — повторил я. — Вот так штука, да. А вы не собираетесь туда же, а, Фредерик?
И, рассмеявшись, я повесил трубку.
Решиться на такое Катрин, несомненно, убедила Соланж Лакруа, чтобы та смогла пройти в пансионат. Мне оставалось последовать ее примеру и назваться социальным работником. Я вызвал такси.
Директриса заведения была слегка ошарашена моим появлением:
— Опять! О, то есть я хочу сказать, что это прекрасно. Но обычно социальные работники приходят по четвергам.
— Теперь по вторникам и четвергам.
Когда я выразил желание повидаться с мадам Лакруа, директриса снова подняла брови от удивления:
— Но у нее уже есть посетитель.
Я объяснил ей, что теперь мы будем приходить вдвоем. Когда я вошел в комнату старой мадам Лакруа, Катрин даже бровью не повела.
— Мы говорили о прошлом, — только и сказала она.
Мадам Лакруа не успела собрать в шиньон свои длинные седые кудри, ниспадавшие сейчас на плечи и придававшие ей полубезумный вид. Она бросила на меня взгляд, пронзающий насквозь, после чего заговорила неизменно хныкающим голоском о том, что персонал вскрывает почту, пища полна микробов и покупается по дешевке, а лекарства впихивают насильно.
— Говорят, от давления. Да правда ли так? На меня действует как снотворное. А это ненормально, малышка моя, ненормально. И как тут не остерегаться всего на свете!
Речь ее становилась все отрывистее, а взгляд — все подозрительнее.
— Вы ведь явились по просьбе моей дочери, э? — вдруг спросила она.
Хоть мы бросились ее разубеждать, она заявила, что настало время прогулки, и потребовала, чтобы я подал ей трость. Затем удалилась не попрощавшись, как будто мы были достойны интереса не более, чем мебель. Я смотрел, как она идет по коридору, с силой стуча тростью об пол. Тук, тук.
— А Соланж-то права, — прошептала Катрин, — эта женщина с придурью.
Тук, тук. Стук палки отдавался во всем моем теле.
— Ну, и что вы об этом думаете? Нильс, я же с вами разговариваю!
Кем был мой дедушка? Безумцем, несчастной жертвой или соучастником двойного убийства? Мне никогда этого не узнать.
— Я не знаю, Катрин. Может быть…
Я уже не так слепо доверял своей медицинской энциклопедии с тех пор, как нарвался с диагнозом «шизофрения». Но все-таки мне показалось, что в разделе о паранойе я когда-то читал то, что могло относиться к мадам Лакруа. «Параноик характеризуется упрямой убежденностью в том, что с ним поступают несправедливо. Он то и дело бранит самого себя, но при этом очень обидчив. Он недоверчив, весьма логично интерпретирует факты, при этом их извращая. Он становится невыносим для окружающих и в конце концов начинает всех мучить. Случается, что он даже мечтает разрушить весь мир!»
— Почему бы вам не бросить эту историю, Катрин? — спросил я, когда мы вышли. — Если вы и вправду хотите стать охотницей за тайнами, сосредоточьтесь на ваших изысканиях. Железная Маска, дитя в крепости Тампль, язык этрусков — вот они, настоящие загадки.
— О вкусах не спорят, Нильс. Лично я всегда предпочитала Александру Дюма Жоржа Сименона.
— Да что ж такое вы надеетесь обнаружить касательно мадам Лакруа?
Читать дальше