Алексей Балакаев - Бамбуш

Я зажмурился.

— Боря, Боря, Боря… — раздавались со всех сторон голоса.

— Открой рот.

Я раскрыл рот.

Мальчик сунул мне в рот что-то сладкое.

— Еще хочешь? — спросил Боря, показывая на сумку.

— Нет, — решительно заявил я и хотел смахнуть в его сумку все сухари со стола.

Мальчик животом прикрыл сумку и упрямо повторил:

— Как миленький возьмешь.

— Ты не нарушай калмыцкий обычай, — объяснил я Боре. — Мужчина весь первый заработок должен принести в свой дом.

— Правда?

— Да, правда.

Мальчик перестал настаивать.

— Пойду домой. Мама ждет.

На другой день Боря явился уже с настоящей сумкой, перекинутой через плечо.

В руках — та же березовая палка.

— Брось ты ее.

— Не могу.

— Значит, ты жадюга, — поддел я мальчика.

— Э-э, ты, Бадма, не понимаешь. Когда первый раз пошел пасти коров, я у деда Далчи попросил складной нож и вырезал эту палку. Не брошу.

Его слова тронули меня какой-то своей непосредственной, наивной мудростью. И в то же время встревожили. Бабушка моя говорила: мудрый человек долго не живет. А я хочу, чтобы это было неправдой.

В этот день не было эшелонов с военными. Мальчик до самого вечера крутился возле меня.

Я окончил оформление стенной газеты «Крокодил». Потом мы с Борей долго сидели, забравшись на стол, болтали ногами.

Мечтали. Вслух.

— Когда подрастешь, кем думаешь быть? — спросил я своего маленького друга.

— Как ты, художником, — не задумываясь, ответил мальчик.

— Боря, откровенно говоря, я еще совсем не художник. Только пробую. Никакой школы не кончал.

— А разве то, что ты нарисовал, не картины? — Он показал на оформление стенной газеты.

— Это так себе.

Боря, словно провинившись, съежился и сказал разочарованно:

— А я-то думал, что ты художник…

— Для этого надо много учиться, — оправдывался я перед Борей.

— Это я знаю. Когда выздоровеет моя мама, я тоже пойду в школу. Только у меня нет ни бумаги, ни книг.

— Э-э, Боря, лишь бы голова была, а бумага и книги найдутся! Ты духом не падай! — нарочито весело воскликнул я, чтобы подбодрить своего юного друга.

— Ты, Бадма, будешь учить меня новым песням? — неожиданно спросил Боря.

— Ну хорошо, тогда слушай:

— Ты меня лучше учи песням, которыми можно хлеб зарабатывать.

От этих слов мне стало горько.

Военные эшелоны с солдатами весь апрель шли с запада на восток.

Боря теперь стал признанным артистом. Люди нашей станции, как только увидят издали мальчика, останавливаются, стараются сказать ему ласковые слова.

От хлеба, колбасы, рыбы, консервов и сахара, которыми солдаты угощали мальчика, он быстро поправился. Худое лицо его округлилось, тело, как у ягненка, вкусившего зеленой травки, пополнело.

Боря теперь чувствует себя настоящим хозяином земли, походка его стала твердой, голову держит гордо, как подобает мужчине. Но со своей березовой палкой не расстается. И по-прежнему совсем не детская тоска таится в самой глубине его глаз. Но, может быть, только я один замечаю эту грусть. Я знаю, он продолжает ждать отца. Он верит, страстно верит в его возвращение. Он больше никогда не говорит мне об этом. Но я знаю. Я знаю… И ничем не могу помочь.

Плотный сибирский снег стал ноздреватым. Он постепенно, день за днем таял от весеннего солнца, и вскоре по улицам поселка с журчанием побежали ручьи.

Однажды Ермотик спросил у меня:

— У нашего артиста есть какая-нибудь обувь, кроме этих насквозь промокших рваных сапог?

— Не знаю.

— Вы же друзья.

— Я не подумал об этом.

— Эх вы, молодежь, не умеете вникать в судьбу людей!

В это самое время вошел Михаил Александрович.

Увидев мое смущенное лицо, начальник станции спросил:

— Что случилось?

— Надо бы помочь этому мальчишке, — объяснил Ермотик.

— Что за мальчишка? — переспросил Михаил Александрович.

— Артист.

— Да… Дело говоришь. Пальцы его торчат. Чего доброго, еще ревматизм схватит, — сочувственно сказал начальник станции.

— Если бы у него сменная обувь была, сапоги его можно было отдать в ремонт. Рядом со мной живет старик сапожник, — заключил Ермотик.

— Погоди… У моей дочери сохранились старые, совсем неплохие ботинки, — вспомнил Михаил Александрович. — Бадма, приходи возьми эти ботинки.